Изгои. Документальная повесть о Иомудском

 

http://www.tm-iskra.org

ИЗГОИ

Документальная повесть о Н.Н. Иомудском

Рахим Эсенов

      О Николае Николаевиче Иомудском, этом признанном лидере туркмен, написано немного. И всё это небольшие очерки, воспоминания, заметки. Одни представили его как одиозную фигуру, «с классовых позиций». А как же: знатного происхождения, хан, полковник русской армии, служил России и царю-батюшке, принял христианство. Иные же увидели в нём незаурядную личность, борца за людское счастье, противника колониализма. Правы были бы и те и другие, если бы не ударялись в крайности. Однако можно ли строго судить за это? Осуждать человека, что жил не так или эдак? Не вправе и я строго судить авторов, выразивших какое-то определённое мнение о Иомудском. Каждый жил и творил в ногу со временем, эпохой. Не всякому дано подняться над моралью своего общества, не рискуя прослыть "белой вороной".

       В предлагаемом документальном повествовании мне хочется воспроизвести одну довольно таки интересную полосу жизни Иомуд-хана, до сего скрытую не только от людей, но даже от него самого. Она, конечно, известна лишь секретным службам тоталитарной системы, которые без устали вели слежку не только за ним, но и за его близкими, всеми, кто общался с этим "опасным человеком, представлявшим угрозу Советскому государству".

      Где-то в середине девяностых годов прошлого века из архивов КГБ Узбекистана доставили в Ашхабад несколько вагонов архивных документов, относящихся к деятельности службы безопасности Туркменистана, а также связанных с судьбами туркменских граждан, некогда угодивших в жернова репрессивной машины. Все эти секретные материалы почему-то до сего хранились в Ташкенте. Я обратился к тогдашнему председателю Комитета национальной безопасности Туркменистана, генералу Сапармурату Сеидову, с которым мне довелось проработать несколько лет, возглавляя республиканское Общество дружбы и культурных связей с зарубежными странами, с просьбой предоставить возможность ознакомиться с интересующими меня документами.

[Сапармурат Сеидов был репрессирован С.А. Ниязовым по предположительно сфабрикованному обвинению и в январе 2003 года приговорён к шести годам лишения свободы. – прим.ред.]

        Обратимся же к документам, они, пожалуй, красноречивее всяких слов. Всё, что я приведу ниже, взято мною из архивного дела, означенного грифом "ПФ, под номером 60», ныне хранящегося в архиве Министерства национальной безопасности Туркменистана (МНБ). Цитируя выдержки из документов, я сохраняю присущий им стиль, орфографию и пунктуацию, чтобы дать возможность читателям представить атмосферу того времени и уровень грамотности и интеллекта тех, кто вершил судьбами лучших сынов и дочерей туркменского народа.

ПОД ОКОМ СЕКСОТОВ

[«Сексот» - сокращение от: «секретный сотрудник», - прим.ред.]

      Передо мной - пухлая, пожелтевшая от времени, пообтрепавшаяся по краям картонная папка. На ней типографским шрифтом: "Полномочный представитель ОГПУ СССР. г. Ташкент, 1922 год". Судя же по отдельным донесениям агентов, дело было заведено раньше, в самый разгар гражданской войны и озаглавлено "Агентурное дело №233 "Туркмены". Не "Туркменские националисты и антисоветчики" или, хотя бы, "Туркменские феодалы", а именно "ТУРКМЕНЫ". Чего еще с ними чикаться, все они одним миром мазаны! ТУРКМЕНЫ, да и всё! Хорошо хоть так. Давно ли их называли "туземцами"?!

      21 августа 1922 года ЦК РКП(б) издал директиву, призывающую "настойчиво проводить линию на удовлетворение нужд и желаний национального крестьянства" (быв. Центральный партархив ИМЛ, ныне РЦХИДНИ. Ф.62, оп.1, д.б, л.2). Тем временем сотрудники ЧК-ГПУ принимались за агентурные разработки, устанавливали слежку за представителями интеллигенции, плоть от плоти национального крестьянства, поверившими новой власти, стремившимися шагать с ней в ногу.

       В начале 1922 года Туркбюро ЦК РКП(б) созвало съезд по поводу объединения трёх народных советских республик - Туркестанской, Бухарской и Хорезмской, объявленных самостоятельными суверенными государствами, связанными с РСФСР договорными отношениями. На этот съезд съезжались делегаты со всех концов Средней Азии и Казахстана, о чём свидетельствуют донесения секретных агентов, следящих за каждым шагом приехавших.

      Ожидался приезд и туркменской делегации. В папку легло первое сообщение о Иомудском, выехавшем из Полторацка раньше своих товарищей. В нём указывалась дата, номер поезда и вагона, а также уточнялся адрес местожительства в Ташкенте его дочери Анны, студентки медицинского факультета Среднеазиатского университета (САГУ), где собирался остановиться Николай Николаевич.

      Сексот номер сто одиннадцать доносил: "С 1 апреля 1922 года в поле наблюдения Найман Найманов и Кари Ходжаев... Ожидается приезд и других друзей Иомудского" (л.29).

       "Прибыл Иомудский, - сообщал тот же агент, - на вокзале его встречали дочь Анна, его узбекские и киргизские друзья, всего двенадцать человек". Сексот перечислял имена некоторых из них, а также детально описывал внешний портрет Иомудского: "Лет сорока трех (тут агент явно ошибся, Николаю Николаевичу в ту пору было 54 года), выше среднего роста, лицо продолговатое, красивое, нос обыкновенный, глаза чёрные, усы английские, тёмно-русые, без бороды" (л.83).

      По всей вероятности, из всех съехавшихся на съезд делегатов Иомудский - одна из наиболее колоритных фигур и именно к нему ОГПУ проявляло повышенный интерес. На него [была] заведена специальная анкета, безобидно именуемая "Единой системой учета", то есть открыли «по всей форме» агентурное дело под коротким названием "Хан". В этой же пресловутой анкете были поставлены вопросы и даны на них ответы. Они лаконичны: возраст - 50-55 лет; образование - высшее, университет и кадетский корпус; в чём подозревается - националист; активность - активен, пользуется авторитетом среди туркмен-иомудов; профессия - юрист, белый офицер; где проживает - в Ташкенте, указан точный адрес.

     Действительно, "объект Хан", как его часто называют в документах, видная личность, заслуживающая внимания славолюбивых чекистов. Невыгодно возиться с мелочью пузатой, когда в умело расставленные сети можно загнать крупную дичь: родовой вождь, хан, белый полковник, за него и цена выше, глядишь, и награда будет солидной...

      Агенты неотступно следовали за ним, им известен его каждый шаг, с кем бывает, о чём говорит. "Хан, - сообщалось в агентурной сводке с 8 по 17 апреля 1922 года, - по национальности - русский, мать - иомудка, отец – русский… Ходит в старый город и ведет агитацию среди сартов" (л.32).

Насчёт национальности Иомудского агент, конечно, загнул. Однако само руководство ОГПУ почему-то считало Иомудских русскими и, видимо, ревновало их к туркменам. Но не абсурдно ли тогда объявлять такого "русского" туркменским националистом?

     Ретивые охранители новой власти, характеризуя Иомудского, ставили себя часто в смешное положение. Это ярко проявляется в письме оперуполномоченного Второй группы Восточного отдела ПП ОГПУ по Туркестану Василия Лысенко:

       "В 1917 году Иомудский вернулся с Кавказского фронта на остров Челекен, полковником, с боевыми заслугами, - докладывал он, - с целью осуществления своей идеи - отделения Туркменистана от России,  проведения агитации против Советской власти и Коммунистической партии. В 1918-ом - член Красноводского Совдепа, член Ревтрибунала, оправдывал виновных, чтобы завоевать авторитет среди туркменского населения. Вооружал Чикишлярское население, обращал его против Советской власти. В том же году, за месяц до падения Советской власти в Закаспии, ханом Иомудским было увезено в Гасан-Кули 400 штук бердан, по сто патронов к каждой, которые раздал для гнусных целей.

      В 1919 году, с приходом в Закаспий английских войск, Иомудский принимал активное участие в формировании добровольческих отрядов против Советской власти, а также руководил ими. Выступая на многолюдных собраниях в Красноводске, призывал сплотиться в могучую армию для изгнания из Туркестана большевизма. Иомудский - умен, хитер. В 1921-1922 годах свою деятельность проявлял исключительно на поприще просвещения туркмен и иомудов (так в тексте - Р.Э.), что является фактором контрреволюционной деятельности" (л.3).

     Вот до чего можно договориться: просвещать народ, оказывается, есть ничто иное, как «контрреволюционная деятельность». Конечно,  конечно, темным, забитым народом легче управлять. Непросвещенный туркмен не будет подобно Иомудскому "умным и хитрым", едва ли будет печься о своем народе.

      В глаза бросалась тенденциозность тех, кто собирал на Иомудского и ему подобных компрометирующие материалы. В этом ворохе порочащих всё и вся донесений я не встретил даже упоминания, что 21 апреля 1920 года Закаспийский областной ревком объявил Иомудскому и еще группе "националистов" амнистию, гарантировав полную безопасность, разрешил им вернуться на родину. А теперь, судя по действиям агентуры ГПУ, два месяца проведенные Иомудским в Иране, куда он бежал в суматохе гражданской войны - и правильно поступил - возводили ему в криминал.

      Еще не миновало и года после возвращения из Ирана, как на Иомудского 3 апреля 1921 года поступает агентурное донесение, что тот "препятствует избранию делегаток-мусульманок от Челекена, Красноводска и Джебела на съезд женщин Востока, сославшись, что его содействие подорвет его авторитет среди туркмен" (л.49-50).

       Какое же это "препятствие", если он не предпринимал никаких мер, чтобы помешать подбору кандидатур. Единственная: его "вина" в том, что он призывал власти к разумным, продуманным действиям. Иомудский прекрасно знал тогдашнюю атмосферу в туркменском обществе, еще не созревшем до понимания прогрессивности эмансипации женщин и потому был уверен, что подобранные властями туркменки не согласятся поехать на съезд в Азербайджан. К тому же родители и мужья не состоявшихся делегаток упорно тому противились.

       А в августе 1922 года Туркменское областное отделение ГПУ, ссылаясь на «настоятельное требование Облисполкома и Обкома партии», приняло решение «немедленно выселить Н.Н. Иомудского из Туркменской области, как из запретной зоны для проживания, бывших белых... выгнать немедленно!» (л.51). Письмо с таким содержанием поступило в адрес ПП ОГПУ в Туркестане. Что же тогда стоила амнистия Советов, всего два года назад, гарантировавших Иомудскому "полную безопасность"?

       Или другое сообщение агента:  "29 ноября 1922 года на Чимкентском разъезде были арестованы двое неизвестных персиян, английских шпионов, приехавших в Ташкент под видом купцов. Они содержались в исправдоме. О них узнал Иомудский и при его содействии шпионы были освобождены" (л.53).

      Впрочем, освобожденные "шпионы" не персияне, а туркменские купцы, прогрессивные деятели, знакомые Иомудскому по Кумушдепе. Если они впрямь "шпионы", то почему ГПУ все таки освободило их из под стражи? Вот уж, действительно, всесильный хан Иомудский. Скорее всего, сыщики избрали метод: клевещи, клевещи "всегда что-нибудь да останется", как говорили древние латиняне.

"ОБЪЕКТ ХАН"

     Следующий этап слежки за Иомудским, более интенсивный и комплексный, начался с наблюдения за всей его семьей, с изучения возможности вербовки её членов в качестве осведомителей, а также внедрения в их среду своего человека. Это откровенное вероломство ГПУ связано с активной деятельностью Николая Николаевича на ниве просвещения своего народа, а также с повторными приездами его в Ташкент, где по предложению властей развернулась подготовительная работа по организации в Москве Туркменского Дома просвещения. В неё активно подключились Атабаев и Айтаков, но вскоре они окончательно убедились, что бывалый Иомуд-хан не нуждается, чтобы его водили на помочах и полностью доверились ему в деле создания Домпроса.

Руководители Туркестана и раньше знали, что Николай Николаевич был на голову выше тех, кто работал с ним.           Он превосходил их умом, эрудицией, работоспособностью, обладал нерастраченным темпераментом и волей военачальника, которые, казалось, до сего не знавший куда их девать, теперь, наконец, нашел цель, куда можно было направить свои духовные и физические силы, чтобы пробиться во чтобы то ни стало, овладеть не завоёванной "крепостью".

       Вот эта-то неуёмная энергия и настораживала ретивых опричников. В действиях Иомудского. они усматривали корыстолюбие, некий подвох. Он виделся им карьеристом, стремящимся выслужиться, войти в доверие новой власти. Что ж, вероятно, каждый судит о другом в меру своей испорченности. Однако Айтаков и Атабаев, стоявшие у кормила власти Туркестана, хорошо знали Иомудского, доверяли ему, но ведь не всё зависело от них. Они и впрямь лишь "стояли", но кормчими были иные силы, особенно если знать, что почти все национальные лидеры фигурировали в агентурных разработках "Туркмены", "Узбеки", 'Таджики", "Киргизы", чтобы с годами им, "врагам народа", "контрреволюционерам", предъявить заведомо ложные обвинения в государственной измене, объявить иностранными шпионами.

      Иомудский со свойственными ему добросовестностью, жаром взялся за разработку проекта "Положения о создании народного Дома (Джай) просвещения туркмен-иомудов" по системе колледжей, который незамедлительно рассмотрели и обсудили на ближайшем заседании Президиума ЦИК Туркестана под председательством Недирбая Айтакова. Затем этот документ представили Президиуму ВЦИК, который 23 июля 1923 года утвердил его за подписью секретаря Президиума ЦИК Союза ССР Авеля Сафроновича Енукидзе. С ним Иомудский был знаком по Баку, с дореволюционных лет. Старый большевик, соратник Сталина, видно, потому и погибший одним из первых в годы культа личности, оказался человеком деловым, заинтересованным в подготовке грамотных, национальных кадров.

      Разумеется, рассмотрение "Положения не обошлось без участия Недирбая Айтакова, заместителя, чуть позже председателя ЦИК Туркестана, напрямую связанного с руководством ЦИК Союза ССР, прекрасно осознававшего, что несет его родному краю открытие подобного учебного заведения в Москве.

      Столица не замедлила прислать Николаю Николаевичу мандат, удостоверяющий, что "Хан Иомудский, сын Караш Хана, туркмен-иомуд,  рода Джафарбай, колена Кор, уполномочен от туркмен-иомудов и Туркменской республики учредить, организовать и провести в жизнь нижеследующие народные дела..." (лл. 177-178). К мандату, подписанному исполняющим обязанности председателя ВЦИК Петром Смидовичем и секретарем Авелем Енукидзе, прилагалось "Положение" и план осуществления создания народного Дома - Джай.

        Самое поразительное, что эти документы, посылаемые из центра фельдсвязью, сначала оказывались... на столе полномочного представителя ОГПУ в Туркестане, аккуратно фотографировались, а оригинал отправляли адресату. Ровно через неделю, то есть 23 июля того же года, то есть после подписания этих документов в Москве, Гордон, заместитель ПП ОГПУ в Туркестане, шлёт в Полторацк Петрову, начальнику областного отдела ГПУ, и в Бухару Путовскому, начальнику особого отдела 13-го стрелкового корпуса, секретный циркуляр: "...посредством Кульмамедова срочно соберите все компрометирующие материалы на хана Иомудского, известного туркменского националиста. Одновременно необходимо выяснить более детально деятельность хана Иомудского, как в прошлом, так и в настоящее время, и связь его с туркменами" (лл. 184-185).

       Именно с туркменами. Читаешь и не веришь своим глазам. Будто стражи системы подглядывают не за честными работниками, а за оголтелыми "классовыми врагами, - ведь объектами их агентурной разработки являются не только туркмены Иомудский, Атабаев, Айтаков и другие, по сути, чекисты не доверяют даже столпам Советов, высшему органу власти страны, коим являлся ВЦИК. Стремясь встать над государственным аппаратом и Компартией, органы ОГПУ не брезговали ничем, прибегая к канонам иезуитства: цель оправдывает средства. Ведь агентурная раз работка именовалась "Туркмены" и "объект Хан" в ней центральная фигура, от которой или [к которой], как полагали авторы бредовых замыслов, ведут нити к Айтакову, Атабаеву и другим «антисоветчикам» и потому всеми правдами и неправдами они стремились оправдать свои тенденциозные планы.

       Посылая копии "Положения" и мандата Иомудского, руководство ПП ОГПУ обязывало Петрова: "...Немедля приступить к разработке: из кого именно составлены кадры воспитателей (с их биографиями); из какого класса преимущественно набираются дети, их количество, пол, когда отправляют в Центр и кто их сопровождает; установить внутреннее наблюдение в организуемых ячейках просвещения, Комитетах просвещения и т.д. Главное - рекомендовать вербовать осведомителей из членов Комитета просвещения, их ячеек и ячеек содействия" (л.191).

В пылу служебного рвения бдительность изменяет гэпеушникам: вместо того, чтобы назвать строго засекреченного агента по кличке, они оглашают его фамилию. По всей вероятности, их шокировало, что Президиум ЦИК СССР, не согласовав с ними, утвердил Положение «0 создании народного Дома просвещения (Джай) туркмен-иомудов", именно иомудов, а не всех туркмен, и в том руководство ГПУ узрело проявление национализма, местничества со стороны Иомудского, хотя известно, что в Домпрос набирали из семей разных туркменских племен. Да и сам Николай Николаевич, получивший европейское воспитание, почти всю жизнь проживший вне пределов Туркменистана, был абсолютно свободен от племенных и родовых пережитков.

        И к сбору компрометирующих Иомудского материалов активно включился "К", то бишь Клыч Кульмамедов, завербованный в качестве секретного сотрудника под кличкой "Кинжал", от туркменского «Гылыч». Авантюрист, осведомитель с довольно-таки солидным стажем, служивший еще в царской охранке, за участие в карательной экспедиции генерала Мадритова, награждённый царским правительством золотой медалью, а с приходом Советской власти сумевший войти в её доверие, и его избрали секретарем Джебельского волисполкома, но пойманный за руку на махинации с продовольственными пайками, угодил в тюрьму. Оттуда его вызволили первые чекисты, но с условием, что тот будет сотрудничать осведомителем. Для ЧК-ГПУ он представлял ценность: джафарбаец, одного племени и колена с Иомудским, который ему доверял, считался близким другом семьи. Главное, агент был грамотен, блестяще владел тремя языками - туркменским, русским и фарси. Он вполне оправдывал данное ему в народе прозвище "Гылыч-орус" - "Клыч-русский".

       Когда я читал написанные им по-русски донесения, то мне казалось, что чья-то грамотная рука правила, редактировала их. Но я ошибался:  "Кинжал" владел русским письмом лучше своего родного. И "друг" справно доносил: "Николай Иомудский в 1918 году, с приходом к власти белогвардейцев, вошел в стачечный Комитет, его членом. Деникинцы, организовавшие туркменские отряды, агитировали против Советов. Иомудский сам организовал добровольческий отряд, состоявший в основном из челекенцев и возглавил его, с ним он находился в стане белых. В январе 1919 года Н. Иомудский со своим отрядом пребывал на острове, в его распоряжении были беспроволочный телеграф и военные пароходы. 3 февраля того же года хан Иомудский со своим отрядом выходит в море. После занятия Красной Армией Красноводска и Челекена Иомудский информирует чикишлярских туркмен, что едет на переговоры в Красноводск плавающим маяком... По возвращении Иомудского, в десять часов ночи, бомбардируются челекенские промыслы… (далее неразборчиво - Р.Э). …Николай Иомудский ездит по степям Туркменской области, где ведет агитацию против Советской власти среди темных масс. Пользуется авторитетом среди иомудов и киргизов (казахов)... У него двенадцать сыновей, из них семеро бывшие белые офицеры, штабс-капитаны, корнет, все они воевали на стороне белых, один находится в Персии... С приходом красных исчез, скрывался в Персии и объявился через три месяца. Вернувшись, взялся за составление новой карты и географического описания Туркмении" (лл.46-51).

       Агент "К", проявляя осведомленность, как о прошлом, так и настоящем "объекта Хан" в другом донесении писал: "Николай Иомудский честолюбив. Не сделав карьеры при царизме, весь отдался национализму. Стремясь к созданию самостоятельного Туркменистана под эгидой англичан, он пользуется авторитетом и влиянием лишь среди иомудов. Его национализм не идейный, а продукт честолюбия и личного благополучия.... В 1895 году был приставом в Мерве. В 1905 году поднял брожение среди иомудов, объявил себя ханом, хотел отделить Туркменистан от России, и был выслан из края. В 1915 году был председателем особой комиссии по закупке верблюдов для воюющей царской Кавказской армии. В 1917 году, вернувшись в Закаспий, пытался восстановить 1905 год, но неудачно, выслан из края графом Дорером, комиссаром Закаспийской области. Тесно связан с англичанами, получал от них крупные суммы денег" (лл.51-52).

        Секретную службу интересуют международные связи "объекта", агент «К» и тут проявляет свою осведомлённость: "Иомудский имеет широкий круг связей и знакомств, - доносил он, - в Хиве, Бухаре, Ташкенте, Азербайджане, Грузии, Персии. В этом явно проглядывается стремление сколотить антисоветские силы, создать антибольшевистское подполье… Он имеет связь с Джунаид-ханом в Хорезме, бывает в Кумушдепе, где находится его сын Ляля-хан, бывший белогвардеец, каратель, ныне турецкий офицер. Границу переходит нелегально, на лодке из Челекена». Вскоре намеревается снова пробраться в Персию…

       21 августа 1923 года Николай Иомудский встречался в Москве с индусом Убайдуллой, одним из деятелей Компартии Индии, близко знаком с бывшим правым, а затем левым эсером Чайкиным. Иомудский встречался с Троцким, Лениным" (лл.51-54).

       В близком общении Иомудского с Кумышали Бориевым, ведавшим отделом народного образования Совнаркома Туркестана, и его супругой Рауф, агент "Кинжал" усматривает подготовку "создания Иомудским нелегального антисоветского кружка", утверждая, что он имеет "заметное влияние на Бориева". Попытку создания антисоветского подполья авторы агентурной разработки "Туркмены" подтверждают доносом еще одного агента: "Иомудский. ходит в старый город (Ташкента) и ведет агитацию" среди его жителей» (лл.52-55).

ТУРКМЕНСКИЙ ЛЕНИН

      Чем энергичнее действовал Иомудский по созданию Дома просвещения, тем активнее и строже чекисты контролировали его каждый шаг. Перлюстрировалась вся почта, поступающая на имя Николая Николаевича, теперь за ним было установлено круглосуточное наблюдение, Неусыпно следили сексоты под номерами 110, 111, 105, 150, составляющие регулярно агентурные сводки о своих наблюдениях, где дотошно отражали, чем занимался "объект" в течение дня и ночи, с кем встречался, о чём говорил. Подглядывали не только за ним, но и за членами его семья, за всеми, кто с ними общался, и фиксировали их имена, адреса, приметы... "Хан встречался с пожилым сартом, - доносил сексот под номером 150, - их разговор услышать не удалось. Сарта (описывается его внешний портрет) передал 105-ому, а сам продолжил наблюдение за "объектом»… Сопроводил его на главную почту, там он отправил заказное письмо на имя товарища Енукидзе..." (л.19).

     Особую настороженность у гэпеушников вызвало пришедшее из Туркменистана письмо Аллаверена Махтумова, сородича Иомудского, который делился с ним тем, что собирается вступить в Компартию и его поручителями являются Недирбай Айтаков, председатель Хорезмского Совнаркома Назаров и председатель Совнаркома Туркестана Кайгысыз Атабаев. Чтобы быть принятым в партию, требуется рекомендация еще двух поручителей и Махтумов просит совета у Николая Николаевича... (л.19).

      А перлюстраторам за строками не таящего никаких секретов послания чудилась хитроумная конспирация заговорщиков, будто сколачивающих антисоветское подполье, и в досье "Туркмены" легла еще одна фотокопия "бесценного" компрометирующего документа.

      Со временем любители подглядывать в замочную скважину настолько обнаглеют, что будут лениться снимать копии с чужих писем и станут их просто изымать и приобщать к "делу", видимо, храня как «вещественное доказательство». Среди разных бумаг я обнаружил немало писем, записок, так и не дошедших до адресатов. Здесь же сохранилось письмо самого Иомудского от 18 июля 1924 года, адресованное дочери Дестегуль, но ей не врученное. Есть еще одно послание Николая Николаевича другой дочери - Лизе и сыну Карашу, где сообщалось об успешной операции, проведенной тяжело заболевшему [сыну] Сердару, упоминаются имена Аллаверена, его сына Мухаммеда, живущего в семье Иомудских. "Мухаммеду климат Ташкента не подходит, - сокрушался Иомуд-хан, - часто болеет…» В письме, между прочим, ссылаясь на Махтумова, говорилось, что в Туркменистан из иранского Кумушдепе приехал сородич Аллахан и Иомудский просил своих детей проявить к нему знаки внимания, проведать гостя. Тут бдительные стражники заподозрили пароль, условный знак для связи с пришельцем из-за границы.

      В этом же письме Иомудский с радостью делился новостью: получил официальное уведомление ехать в Москву заведующим народным Домом просвещения и что до отъезда в Москву, днями собирается в поездку за детьми в Туркменистан, а также в Бухару и Хиву, где намечает отобрать от иомудов - пятьдесят, от трех текинских уездов - сто, от туркмен Бухары - восемьдесят и Хивы - семьдесят, всего триста человек. Он также сообщал, что идет деятельная подготовка к объявлению Туркменистана самостоятельной республикой. "Приезжал Атабаев, сказал, что я предназначен в Туркменпостпредство в Москве. Что касается моих отношений с уполномоченным ГПУ, то они самые лучшие, и он обещал дать распоряжение, чтобы нас не беспокоили..." (л.19).

      Наивный Николай Николаевич! И он верил, что ГПУ не будет больше беспокоить ни его, ни членов семьи, Вероятно, что Атабаев,  готовясь к объявлению о создании ТССР, позаботился рекомендовать Иомудского на пост Постоянного представителя Туркменистана в России. Однако Николай Николаевич и не подозревал, что тот же самый уполномоченный ГПУ фарисействовал, он же и воспрепятствовал его высокому назначению. Разве можно такой ответственный пост доверять хану, бывшему - царскому полковнику? Ни Атабаев, ни Иомудский не ведали, что они уже давно на "крючке" у новоявленных опричников.

       Любопытно, что вскоре после этого, не врученного адресатам письма, в Полторацке 28 июля 1924 года был арестован [сын] Караш, вероятно, для устрашения всей семьи Иомудских. Это происходит буквально через десять дней после встречи Иомуд-хана с уполномоченным ГПУ. Еще, как говорится, не успели высохнуть чернила из-под пера Николая Николаевича восторгавшегося "самыми лучшими отношениями" с ГПУ и заверениями, что его не будут «беспокоить».

     Похитители чужих секретов своими действиями напоминали обитающих в мире флоры и фауны паразитов - от греческого "нахлебник", "тунеядец", - которые, питаясь за счёт других организмов, называемых хозяевами, в конце концов, губят своих кормильцев. В мире пчёл существует разновидность таких захребетников, как пчелиный волк или волчок, паразитирующий на пчёлах, своих добытчиках. Этот летающий чужеспинник напоминает мне руководителей Туркестанского ГПУ (одного ли Туркестанского?), тунеядствовавших на своих жертвах, продлевая своё существование, вернее, наживая себе политический капитал за счёт чужих идей.

     Отталкиваясь от писем Иомудского, делившегося своими планами на будущее, шефы ГПУ не замедлили с директивой своим подразделениям: «…Доложите, каким образом производится набор для посылки детей в Москву, из каких слоев населения, обратите внимание на классовый подбор контингента, организуйте также вербовку подходящих осведомителей" (л.21).

      Видимо, с вербовкой стукачей дела шли туговато и потому руководители ГПУ неоднократно напоминали нижестоящим организациям об активизации своей деятельности в этом направлении.

Слежка за Иомуд-ханом и членами его семьи становится назойливой и наглой. Это замечает и сам "объект" - не такой уж простак бывший полковник русской службы, - что не досчитывал пропажу писем, направленных в его адрес. И он просил [дочь] Дестегуль, чтобы она нумеровала свои письма, так как иные до него не доходят (л.22).

Неусыпно следил за "объектом" и "Кинжал", сумевший втереться к нему в доверие, Он сопровождал Иомудского повсюду, лишь не укладывал его спать. Доносы сексота возвещали. что Николай Николаевич не только националист, но армянофоб. По приезду из Москвы останавливается в общежитии Туркцика, встречается с Айтаковым, близко общается с Атабаевым и другими партийными и государственными деятелями республики.

На основе донесений, представленных «Кинжалом» и другими агентами и осведомителями, тот же сотрудник особого отдела Рейсих составлял обобщающую справку для ПП ОГПУ в Туркестане со своими умозаключениями: "Хан Иомудский - сам христианин, жена - русская, дети - христиане, - докладывал он. - Желая приобрести более веский авторитет среди туркмен, хан Иомудский выдал замуж свою дочь интеллигентку-христианку за тёмного, но очень влиятельного туркмена" (л.39). Автор сих строк то ли ошибался по незнанию, либо искажал умышленно: жена Николая Николаевича была крымская татарка и звали её Азиза. И самое любопытное в суждениях этого "следопыта" по части грязного белья, в том, что он осуждал Иомудского, считая его безнравственным. Как можно, мол, выдать христианку за тёмного туркмена"? Речь шла о замужестве Лизы за Аллаберды-хана Тайчаханова, который позже, в тридцатые годы, в самый разгар басмачества и классовой борьбы, из-за преследования властей был вынужден эмигрировать в Иран.

      Органы ГПУ, устанавливая наблюдение, буквально слежку, за Иомудским, бесцеремонно вмешиваясь в личную жизнь, контролируя его каждый шаг, считали эти гнусные акты естественными, ибо образ мыслей этого интеллигентнейшего человека им казался безнравственным. На самом же деле аморальны были те, кто копался в грязном белье, подглядывал в замочную скважину, собирал кухонные сплетни… А сколько высокомерия и шовинистического чванства проглядывало в их отношении к "тёмному туркмену", хотя Аллаберды-хан для своего времени был образованной, уважаемой в народе личностью. Возможно, такое мнение сложилось о нём потому, что он слабо владел русским языком? Но тогда почти все туркмены не знали языка завоевателей. Однако среди них было немало [тех], кто владел фарси и арабской грамотой. Тот же Рейсих, да и всё руководство Туркестана, присланное из Москвы, как говорится, в местных языках ни в зуб ногой, общались с населением через переводчика, обращались к народу на языке, которого тот не понимал. Многие, кто прибыл в чужие края "делать революцию", относили аборигенов, не знавших русского языка, к необразованным, второсортным людям. Сказывалось наследие колонизаторского духа… А Аллаберды-хан, к которому Рейсих отнесся с высокомерием, худо-бедно, помимо своего родного, слабого русского, свободно говорил и писал по-азербайджански и по-казахски.

     Вспоминается рассказ старого коммуниста И.Р. Мыльникова, почти всю жизнь прожившего в Туркменистане, но так и не выучившего языка своих многочисленных друзей-туркмен. Иван Романович поведал мне историю, как М.И. Калинин, приехав в Ашхабад, по случаю провозглашения Туркменистана союзной республикой, собрал коммунистов русской национальности, живших здесь с дореволюционной поры, и после доверительной беседы спросил, все ли знают туркменский язык? Таких нашлось столько, что их можно было по пальцам пересчитать. И Всесоюзный староста совестил собравшихся, дескать, как можно жить в стране, среди народа, не зная его языка, не ведая о его нравах, обычаях… «Так и говорил: “Как вам не стыдно, товарищи?!” Эти слова мне хорошо запомнились…» - дважды повторил И. Мыльников. Больше всего Михаила Ивановича беспокоило, что посланцы партии, не владея местным языком, не смогут проводить в народе идеи большевизма…

      Ретивый Рейсих не обделил вниманием и своего бывшего шефа К. С. Атабаева, которого сопровождал в гражданскую войну в качестве телохранителя и одновременно шпионил за ним. "Председатель Совнаркома Туркестана Атабаев сделал поступок недостойный члена Коммунистической партии, - доносил он, - восстановил в правах помощника белогвардейцев, князя Иомудского, на дочери которого Атабаев женился... Атабаев от имени ТуркЦИКа отдал приказ об отзыве Иомудского из Персии. Последний терроризировал беднейшее население туркмен в лице членов партии, мстя им за притеснение его в 1919-1920 годах. Подробности известны председателю (бывшему) Красноводского горисполкома тов. Клявину" (л.52).

      Тут явно передергиваются факты. Не Атабаев "отдал приказ об отзыве Иомудского из Персии», а председатель Полторацкого городского ревкома Сеидмурат Овезбаев объявил амнистию группе туркменских интеллигентов, среди которых был и Иомуд-хан. Этот приказ был утвержден также и Туркменским облревкомом, представлявшим местную власть. Верно лишь то, что Атабаев, как и Айтаков, ратовал за использование на советской работе образованных туркмен, несмотря на их социальное происхождение. Не исключено, что Кайгысыз Сердарович,  зная о нехватке грамотных кадров, рекомендовал ревкому использовать на советской работе знания и опыт Иомудского.

      Явно загнул Рейсих и насчёт "беднейшего населения туркмен в лице членов партии", коих будто "терроризировал" Иомудский. Мне, более или менее изучившему этот период, особенно 1919-1920-ые годы, неизвестно имя ни одного бедного туркмена, пребывавшего в рядах партии, да к тому же притеснявшегося Николаем Николаевичем. В ту пору основная масса туркменского населения, находившегося вне революции, пожалуй, и представления не имела о каких-либо партиях.

      С каждым годом во всё развивающуюся систему сыска и шпионажа вовлекаются новые филерские кадры. Туркестанскому ГПУ удалось в ближайшее окружение Иомудского внедрить еще одного запасного соглядатая под кличкой "Эко", подменявшего "Кинжала" в его отсутствие. Возможно, они работали в одной связке, и кто-то из них состоял резидентом, что льстило самолюбию агента.

     Несмотря на активность нового сексота, поначалу в его донесениях ничего нового. Разве что прежняя информация более тщательно редактировалась, иная переписывалась заново, трансформировалась, в ней усиливалась «классовая струя». Кое-что преподносилось в новой редакции: "Во время существования Закаспийского фронта Иомудский был занят формированием иомудских отрядов из байских сыновей" (л.205). Есть чему удивиться: неужто в Туркменистане было так много баев? Выходит, туркмены жили в стране благоденствия, если богатеям несть числа. Тогда актуальным был лозунг, провозглашенный "Правдой": "Бейте по обломкам буржуазного строя" И били! И новоиспечённые стражи новой власти, отсутствие опыта сыскной работы с лихвой восполняли классовой ненавистью к "обломкам" старой разрушенной системы.

      Новая метла, как и положено, мела по-новому. Впрочем, следует отдать должное наблюдательности и грамотности "Эко", который, по всей вероятности, находился в близком окружении "объекта". Его "настораживает, что хан Иомудский и Недирбай Айтаков... в хороших отношениях, они часто видятся, близко общаются. Иомудский обладает талантом "заговаривать" собеседника, ему удаётся рассеять плохое о себе мнение. Он - сторонник туркменской самобытности. К действующей  советской власти относится критически и не прочь ее рассматривать, как власть непрочную. В национальном вопросе в глазах товарища Сталина [Иомудский(?)] играет немаловажную роль, особенно, с тех пор, как занялся организацией школы Коммуны туркмен в Москве. О товарище Сталине он самого высокого мнения, как о работнике с сильным характером и правильной линией в национальном вопросе.

      Авторитет Хана Иомудского, - заключал Эко, - среди местного населения чрезвычайно велик, его слово для него закон. Им гордятся, называя его своим будущим Лениным" (лл.205; 209).

ПАРАЗИТЫ

       1924 год и начало 1925 года характерны новым этапом слежки за Иомудским и членами его семьи. Бывший член Туркбюро ЦК РКП(б) и полномочный представитель ВЧК-ОГПУ в Туркестане Яков Петерс, один из сподвижников железного Феликса, вернулся в Москву с повышением на пост начальника Восточного отдела ОГПУ СССР. Прослыв знатоком Востока, определявший до сего национальную политику в бывших колониальных окраинах, он по-прежнему требовал решительно бороться с национализмом и с религиозными. предрассудками, видимо., полагая, что в одночасье, революционным натиском можно искоренить то, что в людское сознание впитывалось веками.

     Несмотря на то, что отдельные прогрессивные лидеры молодой республики считались с Иомудским, высоко ценили его опыт, знания, стремясь поставить их на службу стране, подобного не скажешь о действиях политической полиции нового государства. Обнажая уродливую суть тоталитаризма она, наоборот, ужесточала контроль за Николаем Николаевичем и членами его семьи, филерская служба лезла из кожи вон, чтобы изолировать его самого от людей, всячески помешать ему заниматься полезными делами во благо общества, которому он стремился отдать всего себя без остатка.

     С лета 1924 года Иомудский вступил в должность руководителя Домпроса в Москве, но его по-прежнему продолжали "опекать" как туркменские, так и ташкентские гэпеушники. Но не всё у них ладилось, как бы им того хотелось. Они проморгали выезд в Москву, следовавших проездом через Ташкент, сыновей Иомудского - Сердара и Караша. За оплошность получил нагоняй председатель Туркменского ГПУ Каруцкий. Начальник секретно-оперативной части (контрразведка) ПП ОГПУ Средней Азии Берман от имени своего начальства объявил Каруцкому письменный выговор за то, что тот запоздал известить Ташкент о выезде из Полторацка сыновей Иомудского. "Впредь телеграфируйте своевременно, — ставилось в упрёк оплошавшим службистам, - указывая, каким поездом и в каком вагоне выезжает объект наблюдения" (л.68).

      Здесь же встретилось письмо Абдуллы Машрыкова, сына Машрык-хана, компаньона Клыча Кульмамедова, соучастника в воровстве продовольственных пайков, когда первый подвизался на посту председателя Джебельского волисполкома (кстати, его сменил Недирбай Айтаков), а второй состоял в качестве его секретаря. Их вместе арестовали, обоих осудили на условный срок. Абдулла Машрыков, по всей вероятности, зная о тесных связях Кульмамедова с Чека, жаловался на него, что тот распространяет о нём клеветнические слухи и просил "оградить от Клыча, который ведет агитацию против меня" (л.50).

       Общественная деятельность Иомудского, его признанный авторитет в народе не дают покоя полторацким чекистам. В декабре 1924 года председатель ГПУ Туркменской ССР Каруцкий направил ПП ОГПУ Средней Азии письмо следующего содержания: "Постановлением ревкома ТССР Хан Иомудский введен в качестве представителя Туркменской республики в Среднеазиатский экономический Совет (СЭС)... Между тем сын Хана Иомудского, проживающий в Персии Ляля Хан самым тесным образом связан с турецким офицером Кадыром Эфенди (в Кумушдепе), который, как установлено, ведет шпионскую работу в пользу Турции и связан с англичанами. По имеющимся у нас агентурным данным, Хан Иомудский связан с Ляля Ханом и ведет с ним регулярную и оживленную переписку.

       В связи со всем вышеизложенным считаю, что пребывание Хана Иомудского в СЭС ни в какой степени нежелательно и вредно, так как в результате его и турки, и англичане могут быть превосходно информированы о всей экономической и политической жизни Средней Азии. Со своей стороны ГПУ ТССР полагает необходимым Хана Иомудского из СЭС удалить и о Вашем решении просит поставить в известность" (л.60).

      Письмо из Полторацка по сути "камешек в огород" Айтакова, в ту пору председателя ревкома, и Атабаева, председателя Совнаркома республики, всячески поддерживавших инициативного Иомудского, который руководя Домпросом, успевал наезжать в Ташкент и участвовать в заседаниях СЭС, где защищал интересы Туркменистана.

Вскоре Николай Николаевич получил телеграмму от Н.А. Паскуцкого, извещавшего о том, что тот назначен членом Госплана СССР (л.74). Новая головная боль для чекистов. Выдвижение Иомудского в высшие органы новой власти вполне понятно: в его обширных знаниях и богатом опыте в области экономики, юриспруденции, торговли очень нуждалась только что становившаяся на ноги молодая республика. И в том проглядывалась мудрость первых руководителей Туркменистана, и в первую очередь, Атабаева, Айтакова, Халмурада Сахатмурадова, Николая Антоновича Паскуцкого и других, высоко ценивших таких, как Иомуд-хан немногочисленных представителей туркменской интеллигенции, готовых служить своему народу.

       Тот же Берман, к его чести, дал Каруцкому разумный ответ: "Вашу точку зрения о Хане Иомудском секретно-оперативная часть ПП ОГПУ Средней Азии не разделяет и предлагает не препятствовать на его вхождение в состав СЭС-а, так как наша задача заключается не в удалении таких элементов (?! - Р.Э.) как Хан Иомудский, а в втягивании их в советскую работу с целью использования его связей в нашу пользу" (лл.59-60). Опять-таки секретная служба тут преследует свои «сыскные соображения»: использовать связи Иомудского в своих интересах.

Николай Николаевича по-прежнему не оставляли без внимания. Несколько сексотов и осведомителей выехали в Москву с заданием: усилить наблюдение за "объектом", пока в его окружении не завербуют новых филеров. Вернулся в "строй" и "Кинжал". Чекистам удалось завербовать некоего Василия Дмитриевича Дмитриева, заведующего электростанцией, обслуживающей Дом просвещения, разместившийся в Серебряном бору, в бывшем имении помещика Корзинкина, возле подмосковной деревни Троицко-Лыково. На этой электростанции в порядке производственной практики, введенной Иомуд-ханом, под руководством педагогов трудились воспитанники Дома, возможно,  служившие источником информации для сексотов. Словом, в учебном заведении создается «резидентура» из трёх стукачей во главе с "Кинжалом" и еще двоих - Дмитриева, имя-третьего мне неизвестно. Возможно, там действовала еще одна «резидентура», так как доносов на Иомудского поступало немало.

       Усердствовал в новом качестве электрик Дмитриев, но все его сообщения, как прошлогодний снег Он перепевал уже известные сведения - о княжеском происхождении, о "белом" прошлом, о связях с англичанами Иомудского, видно, написанные по подсказке вербовщика, чтобы оправдать столь "ценное приобретение" в глазах начальства. Но и эти бумажонки собирались и подшивались до кучи. Папка агентурной разработки пухла с каждым днём: снова шёл усиленный сбор характеристик, сведений, хотя в них ничего нового не было, но похитителям чужих секретов хотелось продемонстрировать перед руководством своё усердие.

     В "деле" появляется биография сына Николая Николаевича, Хыдыр-хана, эмигрировавшего в Турцию, а затем во Францию. И снова составлена подробная биография самого Иомуд-хана, сведения о его детях и многочисленных родственниках.

      Агентурное дело "Туркмены", к удовольствию его составителей. пополнились новыми материалами, характеризующими интересующие их личности: "Овезбаев Сеитмурат, бывший белый офицер, активный идеолог национализма, крайне непостоянен, человек настроения. Братья Бердыевы: Какаджан - националист, трус; Бекки - активный националист, турецкой ориентации, смелый, но легкомысленный. Оразмамед Вафаев - бывший турецкий офицер, ярый националист, умный, хитрый, имеет влияние на аульную массу своего крупного рода ших, населяющего побережье Каспия" (л.189).

      Эти и другие данные, собранные осведомительной службой ГПУ-НКВД, сыграют в будущем роковую роль в судьбах многих людей, обвиненных в участии в антисоветской организации "Туркмен Азатлыгы", мистифицированной чекистами. На основе этих материалов в страшные Тридцатые годы будут расстреляны, сосланы тысячи и тысячи "врагов народа", облыжно обвиненных в "шпионаже и предательстве Родины".

      Дотошному "К", то есть "Кинжалу", удалось разыскать в одной из библиотек Москвы или Ленинграда книгу Н. Н. Иомудского "Местный суд Закаспийской области. Народный историко-критический очерк", изданной задолго до революции в Ташкенте. Ёще в 1895 году Николай Николаевич по приказу начальника Закаспийской области "временно заменил пристава и был обязан успокоить население" (л.190). В этой книге, кстати, с весьма интересным наблюдениями автора, не говоря уж о его деяниях на должности пристава, ГПУ усматривало тягчайшей криминал.

      Словом, агенты, проинструктированные своими хозяевами, скребли всё, что могло скомпрометировать, навести тень на репутацию Иомудского, родившегося "сыном и прямым наследником последмего независимого хана иомудов, утратившего свою независимость при покорении края русскими. Он и его старший брат (умер в детстве) были взяты царём на воспитание в Питер" (л.203). Вот где его «вина»:  родился, вырос и воспитан при царизме.

Читая злобные, нередко высосанные из пальца донесения агентов, я не мог избавиться от испытанного [мной] в войну реального чувства, будто по мне ползала вошь. Много вшей...  Омерзительное ощущение. Не случайно великий Максим Горький сравнивал предателя с вошью, живущей человеческой кровью.

      Многочисленная рать осведомителей, чей институт расцвел пышным цветом при тоталитаризме, мне ещё почему-то напоминает семейство насекомых - златоглазок. Их личинки, подобно стукачам, ухитряются жить инкогнито среди своих жертв.

СЛ0МАННЫЕ СУДЬБЫ

     Ущербное всегда стремится породить себе подобное. Адепты классовой морали, не довольствуясь тем, что отравляли личную жизнь Иомудского-отца, норовили влезть в чистые души его сыновей, дочерей. Они, по сути, растлили почти всю интеллигентную семью, и в том я усматриваю нравственное падение не Иомудских, а приверженцев тоталитаризма, вероломно вторгшихся со своим "уставом в чужой монастырь". Разве их вина, что он родился в дворянской семье? Отцов и матерей, как и имя своё, не выбирают.

      Намериваясь завербовать молодых Иомудских, чекисты, по всей вероятности, делали ставку на страх, рассчитывая запугать их, прежде всего, социальным происхождением, дескать, ваше время прошло, вы – изгои и вам нет места в новом обществе. В пору классовой борьбы, имея буржуазное прошлое, когда на глазах бесследно исчезали знакомые, родственники, пожалуй, было весьма опасно не считаться с притязаниями владельцев потёртых кожанок. Иное поведение могли расценить как проявление нелояльности к новым властям, что грозило не меньше, чем ссылкой.

     И Дестегуль была завербована под кличкой "Кайли", Сердар - "Степь" и Караш - "Марат". Но если проследить последующее шаги в жизни, к примеру, Сердара, его не назовёшь человеком робкого десятка. Подтверждением тому его биография, вся его жизнь.

      Родился он в 1899 году, в пору, когда его отец служил Дурунским приставом. "С пяти лет с семьей отца я жил в Петербурге, Финляндии - писал он о себе, - В 1909-1910 годах в Ташкенте, Асхабаде, окончил в Асхабаде частную школу. Рос в большой семье, у родителей было четырнадцать детей. Сам я тринадцати лет стал жокеем - любил до безумия коней. В 1913 году отца арестовали, обвинили, будто он являлся инициатором отторжения Туркестана от России. А когда началась первая моровая война, мы с братом пошли на фронт добровольцами. Мне тогда было четырнадцать лет и я служил рядовым Пятого Туркестанского стрелкового артиллерийского дивизиона, участвовал в боях на Турецком фронте. Первого января 1917 года вернулся на родину, в 1918-1919 годах исполнял поручения отца, служил связующим звеном с туркменским населением. С братом уезжал в Персию, там занимался земледелием, работал аробщиком, моряком; живя в Гургене, совершал набеги на персов, занимался контрабандой соли, золота и медикаментов... Потянуло на родину, затосковал, и в 1923 году, бросив Гурген, решил учиться. На острове Челекен совершил последнее преступление, в отместку роду Нэдим хотел украсть в жены двенадцатилетнюю девочку...

      С декабря 1924 года - Москва. Туркменский ДОМПРОС. 1926 год - текстильная фабрика, затем - Ленинградский институт живых восточных языков. Окончив институт, с 1929 года работаю в Ашхабаде, в Государственном музее. Твердо веря в победу рабочего класса всех стран, считая правильной политику нашей Коммунистической партии, я ставлю себя в ряды ее бойцов. С. Иомудский. 4 октября 30 г." (л. 258).

Похищение девочки, к счастью, было неудачным. Несостоявшуюся невесту в целости и сохранности вернули родителям. Но по неписанным туркменским обычаям Иомуд-хану за моральный ущерб, причиненный родителям девочки, пришлось платить большой хун.

       Далее судьба Сердара будто складывалась удачно, но затем пошла вкось и в том, в первую очередь, были повинны руководители органов ОГПУ, из-за головотяпства и равнодушия которых его чуть было не казнили.

17 апреля 1933 года заместитель начальника особого отдела ПП ОГПУ в Средней Азии Гай известил о ЧП начальничка иностранного отдела ОГПУ СССР Артура Христиановича Артузова, одного из авторов блистательной операции "Трест", благодаря которой чекистам удалось выманить из-за рубежа на территорию Советского Союза лидеров белоэмигрантского движения, в том числе неуловимого Бориса Савенкова. В октябре 1932 года в Персии, - сообщал Гай, - арестован туркмен Иомудский Сердар, агент особого отдела ПП ОГПУ в Средней Азии, посланный туда для работы в Персидском Иомудистане. Задержан он [в] Кумыш Тепе и направлен через Астрабад в Тегеранскую военную тюрьму, где и содержится в настоящее время.

      В виду того, что Иомудский С. является весьма ценным агентом, просим выяснить подлинные причины его ареста, в каком состоянии находятся его дело и возможности его освобождения" (л.250).

Но прежде всего требовалось объяснить, почему именно Сердара перебросали за границу, в чём причина его провала? На эти вопросы перед Москвой должны были ответить те, кто готовил его к агентурной работе в Перси.

"Агент "Степь" работал у нас с 1930 года, - объяснялось в записке, - проверен на внутренней нашей работе по контрреволюционной националистической организации, является братом агента IV отделения особого отдела ОГПУ "Марата"..."

      На брата сослались, а об отце ни слова, так как пришлось бы объяснятся по поводу его "белого прошлого, дворянского происхождения" и что он в качестве "объекта Хан" находится у чекистов под "колпаком", то есть в агентурной разработке. Организаторы заброски Сердара в Персию о том трусливо умолчали, иначе не сносить им головы.

      "Степь" должен был обосноваться по своему выбору в Кумуш Тепе или Астрабаде, - говорилось далее в объяснении. - Связь с ним должны были поддерживать через его друга детства, нашего агента "Геоклена", постоянно проживающего в Гасан-Кули... Персидские власти отнеслись к "Степи" подозрительно. 11-12 октября "Степь" был вызван Серхентом Ахмет Ханом, который, встретив его любезно, вручил ему записку, с просьбой отнести ее начальнику полиции в Кумуш Теде, где, якобы окажут помощь. В полиции "Степь" был арестован и отправлен под конвоем в Астрабад, оттуда в Тегеранскую военную тюрьму. Серхенг Ахмет Хан заявил, что он в Тегеране охарактеризовал "Степь" как хорошего человека и сына авторитетного лица, но Тегеран арестовал его... По мнению Серхенга, "Степь" должны в скором времени освободить. От "Степи" из мест заключения есть письмо, в котором он просит своих родственников в Гасан-Кули и Кумуш Тепе собрать деньги, что скоро будет освобожден, а также сообщает, что он здоров. Трое его родичей собрали ему 150 туманов и в Тегеран их повёз Ахмед Хаджи Мусапар оглы" (лл.251-252).

     Далее снова повторяется просьба поинтересоваться судьбой, "Степи". Озабоченность работников ГПУ судьбой Сердара похвальна, но послать ему денег всё же не удосужились. Крупяная взятка продажным персидским чиновникам могла открыть ему дорогу на свободу. А те жалкие 150 туманов взяточников, видимо, не удовлетворили. И вообще сама идея заброски "Степи" в Иран была большой ошибкой советских разведывательных служб. Правда, мне не удалось разыскать документов, конкретно объясняющих причину ареста агента.

     По-моему посылка Сердара в Персию, тем более в Туркменскую степь, была изначально обречена на провал. Здесь многие знали не только самого Сердара, но и его отца Иомуд-хана, почти всех членов семьи, давно вернувшихся в Туркменистан и служивших Советам. И как бы хитроумно не был легендирован "Степь", более десяти лет проживший в Советском Союзе, окончивший вуз, имевший там работу по душе, трудно было поверить, что тот по своей доброй воле вернулся в отсталую, феодальную Персию, где у Иомудских там не сохранилось, как говорится, ни кола, ни двора. ОГПУ недооценило иранских контрразведчиков, там сидели не дураки, почувствовавшие в Сердаре разведчика. Тем более, в документах есть откровенное признание, что "Степь" провалился по вине наших органов" (л.297).

     К чести Сердара Иомудского, на допросах вел себя мужественно, несмотря на ужасные условия средневековой темницы, которую собою представляла Тегеранская военная тюрьма, до конца отрицал свою причастность к советской разведке, никого не назвал, никого не выдал, держался своей легенды, дескать, бежал из страны Советов из-за идейных расхождений с большевизмом, не разделяет политику Советской власти, преследовавшей его отца и всех Иомудских.

     Руководство ГПУ Средней Азии, характеризуя Сердара "весьма ценным агентом", обращаясь к Артузову, надеялось, что союзное ОГПУ по своим каналам выйдет на "Степь", изыщет возможность его освобождения, как это случается в практике разведывательных служб. Но надо же произойти такому совпадению, что в начале 30-х годов в работе военной разведки Красной Армии произошла серия громких провалов, для расследования которых организовали комиссию ЦК ВКП(б). В 1934-1936 годах в Разведывательное управление РККА была направлена группа чекистов,  в основном из Иностранного отдела ОГПУ во главе с А.Х. Артузовым. Это в самый раз совпало с арестом Сердара Иомудского, а с уходом Артура Христиановича из ОГПУ там, по всей вероятности, забыли о "Степи". А вскоре в стране развернулись страшные события Тридцать седьмого, так, что самим чекистам, оказавшимся в жерновах сталинской репрессивной машины, было не до своего туркменского агента.

      Сердар Иомудский протомился в иранской тюрьме девять лет,  вплоть до прихода в августе 1941 года советских и английских войск в Иран.

ДОМ, ГДЕ РОЖДАЛИСЬ ТАЛАНТЫ

     Пунктуальный Николай Николаевич свою деятельность начал с издания приказа номер один: "Согласно постановлению председателя ТуркменЦИКа и распоряжению наркомпроса Туркменской республики от 2 августа 1924 года я назначен заведующим Народным домом просвещения. Иомудский".

7 августа того же года Н.Н. Иомудский выехал в Москву и по приезде туда издал приказ номер два от 14 августа 1924 года: "Сего числа я прибыл в бывшее имение Корзинкина и вступил в заведывание Туркменским Домом просвещения".

     В четкости приказов, в действиях Иомудского чувствовалась военная косточка. Сам он был дисциплинированным, обязательным человеком, беззаветно отдававшим всего себя делу, чего требовал от своих подчиненных и всех, кто имел с ним деловые отношения.

     Зря беспокоились чекисты, что в Иомудском взыграют «узкородовые и классовые чувства» и он отдаст предпочтенье детям состоятельных кругов своего племени.  В Домпросе учились ребята со всех регионов Туркменистана, всех социальных слоев, но в основном бедняки и сироты.

Его честная натура, отеческая забота о своих воспитанниках, ярко проявляется в одной из перехваченных чекистами телеграмм, отправленной из Москвы Наркомпросу ТССР: "26 января (1926 года) прибыл Теркулов Цыпенков Ходжиев зпт Вместе ними 59 воспитанников тчк Больных нет зпт одеты отвратительно некоторые без обуви зпт зимнее время это преступно зпт дети могли заболеть тчк Девять ребят в чужих пальто тчк Прошу обратить внимание Иомудский"

      Николай Николаевич много сил, времени отдавал школе – отоплению, канализации, освещению, водопроводу, не говоря уж о самом основном - учебному процессу... "Много работаю, поздно ложусь спать, не раньше трёх часов ночи, - пишет он дочери. - Голова порою разламывается, чувствую переутомление... Радует, что ребята растут духовно, на глазах. Это приносит моральное удовлетворение. А наша Оксана учится с мальчиками и уже порядочно говорит по-русски... Вчерашние аульные ребятишки, не знавшие ни одного слова русского, теперь говорят по-русски" (л.78).

      Как видно из переписки, Иомудского и в Москве не оставляли в покое. С него по-прежнему не сводили глаз, почта его также перлюстрировалась. В одном из писем он с гордостью пишет: "У нас есть поэты, пишут стихи, кое-кто напечатался. Вообще есть талантливые ребята, но есть и тяжелые. Любовь Матвиевская написала "Гимн туркменской школы". Его поют на мотив "Аллаверды":

Свободны снова наши степи,      
Наследье древнее туркмен.          
Вперед друзья, распались цепи,

Окончен долгий тяжкий плен.

Страна выходит на дорогу,         
К позорным дням возврата нет.  
Вперед, друзья, шагайте в ногу,
За нами мрак, пред нами свет.

Ярмо рабов на наши плечи          
Уже не ляжет никогда... 
Вперед, друзья, держите крепче
Знамена алые труда.

Под солнцем огненным над нами              
Они взвиваются горя,     
Вперед, друзья, душа, как пламя               
Уходит ночь... взошла заря.

Мы молодежь... нас много, много...           
За нами сотни новых смен...        
Вперед, друзья, шагайте в ногу,
Сыны свободные туркмен.

1925 г. 02.02.» (л.77)

     Грешным делом я подумал: нет худа без добра. Не совали бы свой нос чекисты в почту Иомудского, возможно, эти стихи утерялись бы, как ныне потеряна почти вся переписка Николая Николаевича. Трудно сейчас отыскать истинного виновника в пропаже этих драгоценностей для истории.

      В сложных условиях того времени жизнью, бытом, учебой и воспитательной работой в Домпросе занималось и Туркменское постпредство; среди тысячи дел и забот находили время помогать К. Атабаев, Н. Айтаков, К. Бориев, Н. Паскуцкий и другие. Живой интерес к юным туркменам проявляли М.И. Калинин, Н.К. Крупская, А. Енукидзе. Благотворно сказывалось на коллектив близкое соседство с Москвой. Воспитанники Домпроса жили духовными ритмами столицы, пользовались ее богатейшими сокровищницами культуры и искусства.

       "Учебный процесс был поставлен на высоком уровне, - вспоминает ныне здравствующий выпускник Домпроса, академик, доктор химических наук Аид Ниязович Ниязов (эти строки пишутся 3 апреля 2006 года, когда ему пошёл 96-ой год) - Большинство учителей было из Москвы... Домпрос был замечательной школой, где его воспитанники получали не только прекрасное образование, воспитание, но и всестороннюю морально-этическую подготовку. Впоследствии многие из них стали академиками Туркменистана, известными учёными, государственными деятелями» [Ниязов А.Н. Прожитые годы. Ашхабад, 1998. С. 11, 15] Среди них философ Г.О. Чарыев, медик С.К. Каранов, историк А.К. Каррыев - все они стали докторами наук, академиками, авторами многих научных трудов; писатель X. Исмаилов, публицист О. Абдалов, государственный деятель А. Тайлиев и многие другие, завоевавшие в народе авторитет и заслуженное признание.

     В феврале 1926 года Иомудский оставил заведывание Домпросом вернулся в Ашхабад: мавр сделал своё дело... 3доровье подкачало, да и беспрестанное принюхиванье сыщиков нервировало, на что Николай Николаевич, натура утончённая, легко ранимая, реагировал болезненно. А Дом просвещения - бельмо на глазу ГПУ - в феврале 1929 года сгорел при пожаре дотла, и всех его воспитанников, в которых иные руководящие чекисты видели будущих националистов и антисоветчиков, перевели в Ашхабадский интернат. Ашхабадские чекисты вздохнули с облегчением: баба с возу - кобыле легче. Теперь они будут перед глазами, всё меньше мороки. Уж больно хлопотно возиться с Домпросом, отстоящем от Туркменистана за тысячи километров, а отвечать за него приходится им. Не лучше ли его ликвидировать? А что стоит дом пожечь...

     В 1928 году Иомуд-хан лечился в Кисловодске. Перед отъездом на курорт он, словно предчувствуя свою кончину, просил родственников, если умрёт, то непременно похоронить его на туркменской земле. Чувства его не обманули: в Кисловодске перед самым возвращением домой (в августе того же года) ему стало плохо. К нему выехал двоюродный брат Гафур, но было уже поздно... Он привез хладное тело хана Иомудского и похоронил его на острове Челекен, на земле, которая принадлежала ещё его пращурам, а ему, достойному наследнику этого многострадального народа, досталось на ней только три аршина. По столько же понадобилось и его детям.

      Старший сын Иомудского - Эзиз-хан, характера сложного, непокорного, как сам Николай Николаевич, бежавший со своей семьей в Иран, на родину так и не вернулся.

     Два других сына - Батыр-хан и Ляля-хан, бывший поручик, командир карательного чеченского отряда; оба ненадолго пережили своего отца, схоронены на Челекене.

      Хыдыр-хан, 1887 года рождения, бывший корнет, эмигрировал в Париж, в годы Второй мировой войны сотрудничал с гитлеровцами, входил в состав Комитета освобождения народов России (КОНР), руководимого генералом-предателем Власовым. Еще в декабре 1947 года на него, сына Николая Николаевича, объявили Всесоюзный розыск. С этого времени он состоял на оперативном учете НКВД. Архивные документы свидетельствуют, что Хыдыр-хан "в декабре 1967 года проживал в Париже… ведет переписку со своими родственниками, проживающими в ТССР… В связи с тем, что родственники разыскиваемого Иомудского состоят в агентурно-осведомительской сети II-го отдела МГБ ТССР, розыск его контактируется с последними» (лл.315, 348, 371). Так записано в его «Розыскном деле», в апреле 1974 года.

      Дестегуль, 1896 года рождения, она же "Кайли", литератор, филолог, этнограф, занималась журналисткой. Была замужем за видным туркменским драматургом Караджа Буруновым, репрессированным в Тридцатые годы, обвиненным в принадлежности к так называемой антисоветской организации "Туркмен Азатлыгы".

Сердар, 1899 года рождения, в 50-60 годы прошлого века, то есть после освобождена из Тегеранской тюрьмы, работал научным сотрудником института языка и литературы Академии наук Туркменистана, занимался этнографий, числясь в НКВД-КГБ под новой кличкой «Горский».

     Караш, 1907 года рождения, - крупный геолог и гидрогеолог, внесший весомый вклад в развитие не только туркменской науки, но и в экономику республики. Долгие годы руководил геологической службой Туркменистана. За разведку и проектирование трассы Каракумского канала, как один из авторов, в 1965 году был награжден Ленинской премией Союза ССР.

      До конца дней своих он состоял на учёте в агентурном подразделении НКВД-КГБ под кличкой "Марат". О деятельности "Горского", "Марата" и "Кайли" мне дочти ничего неизвестно, так как не располагаю материалами.

Оксана, 1913 года рождения, до одиннадцати лет прожила на Челекене, не знала ни одного слова по-русски. Обучаясь в Домпросе, она уже освоила русский язык. Умерла в 1936 году в Ашхабаде.

      О6 Анне и Лизе ничего больше рассказать не могу. Они, по всей вероятности, не представляли большого интереса для политической полиции, но на специальном учете всё же состояли, как и многие близкие, родственники Николая Николаевича. Это двоюродные и троюродные братья, племянники, даже внучатые племянники и т.д. Среди них, к примеру, Гафуров Шаджан, проживавший в 1952 году в Ашхабаде, врач Гафуров Алиджан, тоже ашхабадец. Был заведен длинный список сородичей-джафарбайцев, многих из которых позже репрессировали. Видно, счастье Николая Николаевича, что не довелось ему увидеть горестные дни страшного Тридцать седьмого, испытать унизительные допросы, истязания заплечных дел мастеров из НКВД.

      Церберы тоталитаризма не верили даже своим верным слугам, агентам, доказавшим преданность системе. За Иомудским следили до последних дней его жизни. Как тут не вспомнить весьма поучительную притчу.

Каракурт, встретив на пути разлившуюся лужу, попросил черепаху переправить через воду. "А ты меня не ужалишь? - спросила черепаха. -"Что ты, голубушка?! Не такой я уж коварный..."

      Черепаха перенесла Каракурта на себе. Едва паук ступил на сушь, не утерпел и вонзил своё смертоносное жало в шею своей спасительницы. Заплакала бедная черепаха: "Ты же обещал..." - "Не обессудь, милая, таков уж у меня характер".

       В народе говорят: "Донызыц хор-хоры ансат ятмаз" – ["Свинье трудно удержаться от хрюканья"]. Раздобревшая на крови бесчисленных жертв так называемых организаций «Туркмен Азатлыгы-1» и «Туркмен Азатлыгы-2» тоталитарная система пожинала кровавый урожай на человеческой ниве. Аппетит приходит с едой. Но в Туркменистане уже не кого было сажать или ссылать – одни «ошмётки», древние старцы да юнцы, которых приписывать к какой-либо подпольной организации или обвинить во враждебной деятельности казалось смехотворным даже самым оголтелым авторам различных фантастических проектов по уничтожению «классово- чуждого материала». Однако представляющего интересе для НКВД "элемента" немало обретало за рубежом. Тем более в их полку прибыло за счёт советских людей,  бежавших от преследования властей. Как их заманить в сети?

И вот в недрах советских разведывательных служб рождается ещё одна фантастическая агентурная разработка "Сары" - "Жёлтый", рассчитанная привлечь внимание японских самураев, носившихся в ту пору с идеей о величии желтой расы, претендовавшей на господство над всем миром, в первую очередь над народами Востока. Притязания японской военщины, согласно агентурной разработке, поддерживали и туркменские националисты, тоже причислявшие себя к желтой расе, «незаслуженно непризнанной большевистской идеологией и преследуемой Советами».

      Таким образом, ашхабадские чекисты, разработавшие бредовый план с помощью спецов с Лубянки, надеялись, что в эту надуманную организацию завлекут зарубежных врагов советской власти, которые, подобно ночным бабочкам, слетающимся на свет, потянутся к своей гибели, угодят в западню. Кстати, в 1940 году главный провокатор и авантюрист страны, нарком внутренних дел СССР Л. Берия утвердил план претворения в жизнь этой зловещей комбинации (л.268).

       В январе 1941 года всплывает новое имя - агент "Ак" - "Еелый", чья фамилия скрывалась под этой кличкой, мне неизвестно. Знаю, что особисты Соловков, учитывая [«белое»] офицерское прошлое Сеидмурада Овезбаева, намеривались завербовать и наделить его такой же кличкой "Ак", - чтобы доносил на своих солагерников. Ему за сотрудничество гарантировали свободу, но он наотрез отказал "фараонам". В 1937 году Сеидмурада Овезбаева расстреляли, в один день с Кумышали Бориевым, тоже обвинённым в принадлежности к антисоветской организации «Туркмен Азатлыгы». Теперь экономные чекисты использовали кличку "Ак" для другого агента. Видать фантазии не хватило придумать новую кличку. Словом, пригодилась.

      3 мая 1941 года "Ак", вместе с другим агентом «Гоз» - «Глаз», его имя тоже мне неведомо, прибыли в Москву по агентурному делу "Сары", легендирующему о наличии в Туркменистане большой антисоветской группы, состоящей из молодых туркменских интеллигентов, возглавляемой Караш-ханом Иомудским. Ее ближайшая цель - установить нелегальную связь японцев с "Маратом" и представляемой им группой через советско-иранскую границу, посылка в Японию связных, получении через них, для так называемой «группы», денег, оружия, инструментов, литературы и прочее (л.283).

      Главное, привлечь к себе внимание туркменских и среднеазиатских националистов, проживающих в Иране, Афганистане, Турции и других мусульманских странах, вербовать среди них агентуру и т.д.

       Что же дальше? Видимо» вплотную приступить к этим авантюристическим задумкам помешала Вторая мировая война, развязанная немецким фашизмом и изготовившейся к прыжку на Советский Союз японской военщиной. 

       …Горестные размышления вызывает у меня судьба семьи Иомудских, особенно ее главы Николая Николаевича. Ныне, когда пишутся эти строки, никого из Иомудских, ни первого, ни второго поколений в живых не осталось. Мне не единожды приходилось бывать на Челекене, встречаться в своё время не с одним поколением аксакалов и никто из них, к их великому стыду, не смог сказать, где находится могила Иомуд-хана. Не только самого Николая Николаевича, но и его сыновей, тоже похороненных на одном и том же кладбище. Если приверженцы тоталитарной системы сделали всё для того, чтобы преследовать, игнорировать их при жизни, то мы, из-за своего равнодушия, безалаберности предали их забвению.

     Разве подобная участь постигла только одних Иомудских? Известно, что на кладбище Гаип-Ата погребен Ходжа Непес, первый туркменский ходок к Петру Великому, заинтересовавший русского царя идеей поворота вод Амударьи в Каракумы. Однако никто не знает местонахождения захоронения.

     Безвестны могилы первых просвещенцев: Артыкгуль - Татьяны Текинской, Мухамедкули Атабаева и других выдающихся личностей, так много сделавших для образования своего народа.

Несомненно одно, что они всё ещё живут в памяти народной, но хотелось, чтобы память о них была еще и зримой, запечатлённой в литературных и музыкальных творениях, в памятниках искусства - в мраморе и бронзе, чтобы грядущие поколения могли придти и поклониться их святому праху.

г. Ашхабад,  16 апреля 2006 года