Трудные дни российской науки

Вестник РАН. 1994. №10. С.931—937.

ТРУДНЫЕ ДНИ РОССИЙСКОЙ НАУКИ

И.А.Ревякина, И.Н.Селезнева 

В исследованиях историков до самого последнего времени говорилось главным образом о безусловной поддержке В.И.Лениным и его окружения научного сообщества, о материальных средствах, выделенных отдельным именитым исследователям, и т.д. Однако рассекреченные недавно материалы показывают, что отношение новой власти к ученым не было столь безоблачным, порой оно складывалось весьма драматично.

Уже в начале 20-х годов буднями науки стали репрессии. Ученых арестовывали и даже расстреливали [1]. Пришедшие к власти большевики с недоверием относились к интеллигенции за оппозиционные настроения и неприятие марксизма, нежелание молча сносить подавление свободы слова. Деятели науки явились одной из наиболее гонимых социально-профессиональных групп. По инициативе В.И.Ленина в 1922 г. свыше 300 выдающихся российских историков, философов, экономистов, социологов чекисты выслали за кордон [2]. Однако этим массовым мероприятием дело не кончилось.

В подборке представлены три письма о преследовании спецслужбами выдающегося хирурга С.П.Федорова. В письме Ленину от 2 мая 1920 г. ученый показывает моральное состояние и возмущение интеллигента, что, к несчастью, привлекло внимание чекистов. Благодаря заступничеству Горького и Семашко С.П.Федорова дважды выпускали из узилища. С большим трудом, но все-таки выдающийся медик был спасен.

В начале 20-х годов наука страдала не только из-за репрессий. Многие проблемы, перед которыми она оказалась, затронуты в докладной записке Петроградской комиссии по улучшению быта ученых в Совнарком (в мае 1920 г.), а также в письме Горького Ленину (17 августа).

Долгое время наша история литературы вытягивала на первый план "большевизм" Горького, определяющее влияние на него идей Ленина. Вне поля зрения оставался интерес писателя к рационалистической философии А.А.Богданова. Недавняя публикация переписки Горького с Лениным, а также с Богдановым позволяет по-новому оценить "сциентизм" писателя. В отличие от Ленина и других вождей большевиков, которые подходили к науке утилитарно и явно недолюбливали ученую братию, Горький преклонялся перед деятелями российской науки, высоко оценивал их работу. В приветствии Академии наук 1925 г. он писал: "Я наблюдал, с каким огромным героизмом, с каким стоическим мужеством творцы русской науки переживали мучительные голод и холод, видел, как они работали, и видел, как они умирали. Мои впечатления за это время сложились в чувство глубокого и почтительного восторга перед вами — герои свободной, бесстрашной исследующей мысли" [3]. "Первейшей задачей революции — отмечал он по другому поводу, — я считал создание таких условий, которые бы содействовали росту культурных сил страны <...>. Ради этой цели тотчас после февральского переворота, весною 17-го года, была организована "Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук", учреждение, которое ставило задачей своей, с одной стороны, организацию в России научно-исследовательских институтов, с другой — широкую и непрерывную популяризацию научных и технических знаний в рабочей среде. Во главе ассоциации встали крупные ученые, члены Российской академии наук <...>. Начинание это было уничтожено Октябрьской революцией, средства "ассоциации" конфискованы" [4. С.211].

Во многом различными были взгляды Горького и большевиков на роль интеллигенции в революции. "С коммунистами я расхожусь, — писал он в 1924 г., — по вопросу об оценке роли интеллигенции в русской революции, подготовленной именно этой интеллигенцией, в число которой входят и все "большевики" <...> Русская интеллигенция — научная и рабочая – была, остается и еще долго будет единственной ломовой лошадью, запряженной в тяжкий воз истории России" [4, с. 213]. Свои убеждения социалиста, просветителя и гуманиста писатель отстаивал и в годы гражданской войны. Его имя было связано с важнейшими культурными и научными начинаниями первых лет Советской власти.

В трудное для страны время писатель помогал становлению науки [5, 6]. Он одобрил резолюцию митинга интеллигенции и рабочих в Таврическом дворце 8 октября 1918 г., на котором деятели науки и культуры призывались к сотрудничеству с Советской властью. Горький помогал многим ученым и изобретателям, хлопотало них перед властями. Благодаря ему в 1920 г. стал выходить журнал "Наука и ее работники". В первом номере опубликована статья Горького "Что такое наука?".

В декабре 1919 г. была образована Комиссия по улучшению быта ученых (КУБУ). Горький стал ее председателем. Комиссия становится одним из центров организации научной жизни в стране. Здесь вместе с Горьким работали видные ученые, в том числе академики С.Ф.Ольденбург и А.П.Карпинский. Особенно много внимания уделяли Горький и его помощники хлопотам о хлебе насущном для профессоров, лаборантов, ассистентов, преподавателей [7], И, наконец, много сил отдавалось ходатайствам, связанным с участью репрессированных ученых. Усилиями комиссии были спасены десятки жизней тех, кто составлял, по выражению Горького, "мозг народа", интеллектуальное богатство страны [8].

Менее изучена роль комиссии в организации научно-исследовательской работы. Упомянутый выше документ — обращение петроградской КУБУ в Совнарком — представляет особый интерес. Здесь поставлен вопрос о восстановлении связей российских ученых с их западными коллегами, о возобновлении зарубежных командировок и т.д. Документ показывает, что понимание всемирной общности науки не было утрачено в среде российской интеллигенции после 1917 г. Невероятно, но факт: строки, написанные 6 мая 1920 г., звучат весьма современно.

Два публикуемых письма Горького Ленину раскрывают драматическую сторону деятельности писателя, которому приходилось преодолевать чудовищную косность и сопротивление чиновников, режима в целом. Ситуацию Горький осознавал глубоко. Об этом свидетельствует письмо Ленину от 16 — 19 октября 1919 г., недавно опубликованное: "Да, я невменяем, — писал он, — но я не слеп, я — не политик, но — не глуп, как часто бывают глупы политики. Я знаю, что Вы привыкли "оперировать массами" и личность для Вас — явление ничтожное, — для меня Мечников, Павлов, Федоров — гениальнейшие ученые мира — мозг его. Вы, политики, — метафизики, а я вот — невменяемый художник, но — рационалист больше, чем Вы.

В России мозга мало, у нас мало талантливых людей и слишком — слишком! — много жуликов, мерзавцев, авантюристов. Эта революция наша — на десятки лет, где силы, которые поведут ее достаточно разумно и энергично? <...> Ученый человек ныне для нас должен быть дороже, чем когда-либо, именно он, и только он, способен обогатить страну новой интеллектуальной энергией, он разовьет ее, он создаст необходимую нам армию техников во всех областях борьбы человеческого разума с мертвой материей" [9].

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Селезнева И.Н., Яшин Я.Г. Мишень — российская наука // Вестник РАН. 1994. № 9.

2. Гак А.К., Массальский А.С., Селезнева И.Н. Депортация инакомыслящих в 1922 г. (позиция В.И. Ленина) // Кентавр. 1993. № 5. С. 75 — 89.

3. Красная газета. Вечерний выпуск. 1925. 4 сентября.

4. Горький A.M. Страницы творчества. Книга для чтения с комментариями. М.: Русский язык, 1991.

5. Юнович М. А.М. Горький — пропагандист науки. М.; Советский писатель, 1955.

6. Эвентов И. Горький в Петербурге — Ленинграде. Л.: Лениздат, 1956.

7. Горький A.M. Обращения Петроградского КУБУ к В.И. Ленину и СНК от 5 марта и 29 апреля 1920 г. // В.И. Ленин и А.М. Горький. Письма. Воспоминания. Документы. Изд. 3, дополненное. М.: Наука, 1968. С.169—170,173.

8. Письмо А.М. Горького В.И. Ленину от 6 сентября 1919 г.//Труд. 1993. 16 февраля.

9. Два письма В.И. Ленину об отношении к интеллигенции // Кентавр. 1993. № 1. С. 61.

 

 

НИ МИНУТЫ ДУШЕВНОГО ПОКОЯ...

1

С.П. Федоров — В.И. Ленину

2.V.1920 г.

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА           
НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ

ЛЕНИНУ

 

Милостивый Государь.

Мне на днях рассказывали в Москве, что В.М.Минц перед отъездом своим был у Вас и беседовал с Вами и что Вы спросили его, почему он уезжает из Советской России, когда через 5—6 месяцев жизнь ученых будет обставлена лучше, чем где-либо.

Минц ответил Вам будто бы, что пока еще жить и работать в России очень трудно и тяжело: что жизнь протекает в невозможных условиях, приходится самому таскать тяжести, дрова, колоть и пилить и выносить помои и нечистоты. Кроме того, выселяют, уплотняют и обыскивают. Наконец, все мы живем под угрозой постоянного ареста.

К сожалению, все это верно. Все это проделывали и со мной, хирургом и научным именем известным и в Европе и в Америке. И тем не менее я, человек далеко не вполне здоровый, работал в течение двух лет и практически и научно, пропустил через свою клинику сотни раненых и больных. Приехав на днях из командировки в Москву обратно в Петроград, я случайно узнал, что в доме у меня засада, что арестованы больная, перенесшая тяжелую операцию, жена и мальчик сын.

Я ни на что не жалуюсь и не прошу ничего, а хочу сказать Вам только несколько слов. Вы должны понять, что мы люди науки и практические врачи (не занимающиеся специально общественной деятельностью) не можем принадлежать к политическим партиям и не должны подвергаться гонениям. Мы лечили и лечим всех, к каким бы партиям не принадлежали наши больные, мы, как и священники, часто знаем интимные дела наших пациентов. Вы, вероятно, знали Хруста лева-Носаря. Его сестра лежала у меня в клинике в 1904—1905 годах и была тяжело больна. Ему хотелось поговорить со мной о ее положении лично, но это надо было сделать вне клиники, и я на значил свидание у себя на квартире. Что же, не ужели, чтобы быть лояльным перед властью, я должен был бы пригласить также и сыщиков или донести об этом?

Я не знаю еще, в чем меня обвиняют, но я знаю одно, что так же, как и прежде, занимаюсь своим делом и наукой и не принадлежал и не принадлежу ни к каким политическим организациям. Таковы мы, я думаю, все занимающиеся научно-практической деятельностью, и мы далеко бы уклонились от нашей прямой обязанности помогать человечеству, если бы стали на другую точку зрения. Повторяю, что винить и преследовать нас за это нельзя.

За последнее время наше положение несколько улучшено (правда немного), но все же, чтобы жить, приходится все время распродавать разное имущество. А что дальше? У многих оно подходит к концу.

Это очень тяжело, но что тяжелее всего, это то, что нет ни минуты душевного спокойствия и что надо обладать большой силой воли, чтобы работать научно и продуктивно. Я утверждаю, что и научно-практическая деятельность (медицинская) продолжает слабеть. Кое-кто работает, несмотря ни на что, и старается забыться в этой работе, но это — последние могикане, и стремление к забвению не должно быть стимулом к научной работе. Надеюсь, что Вы можете понять меня и оценить как нужно мое письмо. Снимите с нас нравственный гнет и дайте нам душевный покой, — материальные лишения переносить легче. Не губите нас неразумно, этим губите и себя.

Проф. Федоров

РЦХИДНИ. Ф. 2. Oп. 1. Д. 13978. Л. 1. Машинописный текст. 

 

2

РСФСР Н.К.П. Петроградская Комиссия    
по улучшению быта ученых

ПРЕЗИДИУМ                              "6" мая 1920г.

№535 г.                                       Петроград

 

В СОВНАРКОМ

 

Наука по самому существу своему является совершенно интернациональной. Прогресс ее и даже поддержание на прежнем уровне в стране возможны только при условии свободного общения с другими культурными странами. Широкий и свободный доступ в страну иностранной научной литературы, посещение заграничных научных центров нашими учеными, возможность получения из-за границы технических средств исследования — все это необходимые условия научной работы в стране. Без них всякая научная работа заглохнет.

Недалеко то время, когда наши химики останутся без реактивов, физики без приборов, биологи без орудий и средств микроскопического и всякого другого исследования. Нет ни одной страны в мире, которая могла бы обойтись в области научной техники своими собственными силами, а всего менее это возможно для России, в которой эта отрасль промышленности никогда не стояла высоко. Скоро вообще у нас должна приостановиться всякая сколько-нибудь плодотворная научная работа, так как она немыслима без знакомства с литературой и успехами в соответствующей области.

Ученые России в течение почти шести лет отрезаны от внешнего мира и совершенно лишены возможности общения с учеными других стран, лишены возможности ознакомления с успехами соответствующих отраслей в Европе и Америке, успехами, по доходящим слухам, иногда громадными, лишены возможности получать какие бы то ни было технические средства из-за границы. А между тем прежние запасы или совсем истощились, или на исходе. Цены на орудия научного исследования, которые можно приобрести только случайно, возросли до чудовищных цифр и на приобретение их не хватит никакого бюджета не только у отдельных лиц, но и у государственных учреждений. Комиссия по улучшению быта ученых определенно заявляет, что при таких условиях в России скоро приостановится всякая, не только научная, но и учебная работа в высших учебных заведениях. Конечно, это недопустимо ни с государственной, ни с какой бы то ни было точки зрения.

Командировки за границу могут носить двоякий характер: или ради научной работы, или с целью организации сношения с Европой. Посылка за границу отдельных представителей науки, нуждающихся в этом по характеру своей научной работы, должна быть предоставлена инициативе отдельных ученых учреждений и высших учебных заведений. Комиссия по улучшению быта ученых может только содействовать всеми мерами устранению тех или других препятствий для осуществления этих командировок.

Комиссия по улучшению быта ученых является органом, на который должна быть возложена нелегкая по теперешним условиям задача возобновления сношений с заграницей по удовлетворению всех назревших потребностей ученых учреждений и высших учебных заведений Петрограда. При этом необходимо иметь в виду удовлетворение научных потребностей не только учреждений, но и отдельных лиц. Необходимо возобновление выписки научных книг и журналов, приобретение реактивов, инструментов, аппаратов, моделей, коллекций и всего такого, что нужно, как для научной работы, так и для учебного дела.

Возобновление сношений с Западом на этой почве является неотложным. В более или менее близком будущем эти сношения рисуются в виде организации ряда бюро по различным специальностям, приуроченных к наиболее удобным по положению и наиболее важным в данном отношении европейским центрам. Идея организации таких институтов была уже выдвинута при временном правительстве, но не была осуществлена.

Наиболее подходящим, казалось бы, устроить такие бюро в Берлине, Париже и Лондоне. Кроме того, вероятно, понадобится устройство, если не бюро, то отдельных агентур с более узким кругом задач, в некоторых второстепенных центрах. Немаловажными пунктами в этом отношении является Юрьев (Дерпт) и Гельсингфорс. Первый для транзитных сношений с Германией, а второй с <о> Скандинавскими странами.

Точно также, если роль Неаполитанской станции, перешедшей из рук немцев в распоряжение итальянского правительства, осталась прежней, и она, как и ранее, снабжает весь мир коллекциями морской фауны, то учреждение при сем агентуры безусловно желательно.

Но в настоящий момент приступить к организации таких <бюро> было бы преждевременно. Мы не знаем, какие перемены, возможно, немаловажные, произошли в интересующих нас областях промышленности Запада за время войны, и не знаем, как отнесется то или другое государство или тот или другой научно-промышленный центр к открытию такого рода бюро. Пример Неаполитанской станции показывает, насколько наши предположения были бы шатки без предварительного осведомления о происшедших на Западе переменах. Поэтому первый шаг должен носить частью осведомительный характер, частью служить для удовлетворения лишь самых неотложных насущных нужд учебных заведений и учреждений.

Для осуществления этой цели прежде всего надо командировать несколько лиц профессорского персонала, и можно думать, что они будут встречены в тех кругах, с которыми им придется иметь дело, более сочувственно, чем кто-либо другой, и поэтому могут скорее рассчитывать на успех. В зависимости от характера наших высших учебных заведений можно было бы наметить и число соответствующих представителей, а именно: четырех от учебных заведений университетского типа, трех от медицинских, четырех от технических, трех от педагогических, трех от ученых учреждений и, кроме того, одного от библиотек.

Каждый представитель, таким образом, будет иметь в виду главнейшие и неотложные нужды известного ему типа учреждения и явится исполнителем всех заданных ему заведениями и товарищами поручений, в которых ему легче разобраться, чем кому-либо другому.

Таким образом, представляется необходимым командировать за границу — всего удобнее на три-четыре каникулярных месяца — по указанию Комиссии по улучшению быта ученых 18 лиц профессорского состава, снабдив их надлежащими средствами. Было бы весьма желательным дать некоторым из командируемых представителей по одному помощнику из числа более молодых профессоров или даже преподавателей высшей школы. На этих помощников, число которых можно примерно определить тремя, могли бы быть возложены некоторые поручения, касающиеся учреждений различных типов, потребующих специальных знаний, как, например: пополнение библиотек, снабжение лабораторий реактивами, заказ приборов и инструментов и т.д. Ученый библиотекарь, специалист химик и специалист физик с наибольшим успехом могли бы выполнить эту задачу.

Накопившихся нужд настолько много, и самый срок командировки, предрешаемый началом осеннего семестра, настолько незначителен, особенно если иметь в виду переезды, что, конечно, одно лицо выполнить все возложенные на него задачи будет не в силах. В иных случаях, вероятно, представится возможность передоверить некоторые поручения местным представителям по указанию наших заграничных коллег, но во многих случаях это было бы неудобно, и наличность такого помощника желательна.

Командируемые лица должны выяснить вопрос об организации вышеупомянутых бюро за границей, наметить примерно центры для этого и заручиться согласием на это кого следует.

По своем возвращении все означенные лица должны образовать совещание, которое и представит Народному Комиссариату окончательный проект организации таких бюро, которые поставят наши сношения с Западом в этой области на прочную почву и сделают их регулярными.

Что касается финансовой стороны дела, то в настоящих условиях о ней можно говорить лишь весьма гадательно. Оставляя в стороне расходы на неотложные приобретения, в числе которых на первом месте надо поставить выписку всех научных журналов, начиная со времени прекращения нормальных сношений с Западом, т.е. с 1914 г., и оплата которых должна быть произведена путем межправительственных сношений, на покрытие расходов на командировки и разъезды 21 командируемому, считая по 5.000 шведских крон в месяц, на 3 месяца понадобится на всех 315.000 крон, причем необходимо содействие по снабжению командируемых иностранной валютой.

 

Председатель Комиссии:                              М.Горький

Член Президиума:                                         В.Тонков²

Член Президиума, секретарь:                      Л.Апатов³

 

РЦХИДНИ. Ф.5. Oп.1. Д.980. Л.12—13. Машинописный текст.

Подписи удостоверены печатью Петроградской комиссии по улучшению быта ученых.

 

3

А.М.Горький — В.И.Ленину

17 августа 1920 г.⁴

 

Дорогой Владимир Ильич! Нельзя ли выпустить из тюрьмы хирурга Федорова? Это — лучший наш хирург-уролог; он в тюрьме, а больные красноармейцы умирают, лишенные его помощи. Командируйте его в Академию на принудительные работы.

Мы здесь затеваем Всемирный конгресс ученых-естествоиспытателей и техников. В то же время свои ученые всячески стесняются — точно на смех!

"Дом Ученых" — учреждение крайне интересное, оно гордость Со<ветской> власти, — теперь оно висит на ниточке.⁵

Работать совершенно невозможно, руки опускаются!

"Всемирной литер<атуре>" денег не дают. Гржебину — тоже⁶. Совершенно не вижу, как мне выйти из этого идиотского положения.

А.Пешков

РЦХИДНИ. Ф.2. Oп.1. Д.15050. Л.1. Автограф. Черные чернила.

 

4

А.М.Горький — В.И.Ленину

16 сентября 1920 г.⁷

(черновик)

Владимир Ильич,

предъявленные мне поправки к договору 10-го января со мной и Гржебиным — уничтожают этот договор⁸. Было бы лучше не вытягивать из меня жилы в течение трех недель, а просто сразу сказать "договор уничтожается".

В сущности меня водили за нос даже не три недели, а несколько месяцев⁹, в продолжение коих мною все-таки была сделана огромная работа: привлечено к делу широкой популяризации научных знаний около 300 человек лучших ученых России, заказаны, написаны и сданы в печать за границей десятки книг и т.д.

Теперь в угоду зависти или капризам т. Закс<а>¹⁰, за которым я знаю пока одно достоинство: он шурин Зиновьева, — теперь вся моя работа идет прахом. Пусть так".

Но — я уж достаточно стар, я имею пред родиной и революцией солидные заслуги, ценимые иначе, а не степенью родства или свойства с начальством, и достаточно стар для того, чтоб позволить и дальше издеваться надо мной, относясь к моей работе так небрежно и глупо. Ни разговаривать, ни работать с Заксом и подобными ему я не стану. Да и вообще я отказываюсь работать как в учреждениях, созданных моим трудом — во "Всемирной Литературе", Издательстве Гржебина, в "Экспертной комиссии", в "Комиссии по улучшению быта ученых", так и во всех других учреждениях¹², где работал до сего дня. Я знаю, чем это грозит мне, но мое решение твердо. Довольно я терпел. Лучше издохнуть с голода, чем позволять все то, что до*

 

Архив А.М.Горького (ИМЛИ). Фонд перлюстрированных писем.
Машинописная копия.

 

5

Н.А.Семашко¹³ — В.И.Ленину

25 октября 1921 г.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВНАРКОМА ЛЕНИНУ

 

Около месяца тому назад в Петербурге был арестован известный профессор хирург С.П.Федоров. Арест его, вторично производящийся, вызвал большое волнение в заграничных кругах, где имя Федорова хорошо известно. От т. Федоровского из Берлина я получил телеграмму с просьбой "успокоить" ученых насчет судьбы проф. Фед<оров>а.

Я дважды просил т. Уншлихта¹⁴ поскорее рассмотреть дело проф. Фед<оров>а; т. Уншлихт обещал, но следственная часть ВЧК затягивает дело.

Я опасаюсь, чтобы не повторился прошлогодний случай, когда проф. Федоров после долгого сидения был оправдан. Разумеется, это вызвало бы большое недовольство и у нас, и за границей.

Поэтому я очень прошу распорядиться, чтобы следствие о проф. Федорове было закончено в 24 часа и, если не будет достаточ<но> оснований для его задержания, он был освобожден, хотя бы под поручительство наших ученых, о чем они ходатайствуют.

Н. Семашко

25/Х—21¹⁵

 

 РЦХИДНИ. Ф.5. Oп.1. Д.595. Л.6. Автограф.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

* На этом текст обрывается.

 

¹ С.П.Федоров (1869 — 1936) — хирург-уролог, профессор Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге, один из первых применил эндоскопический метод исследования. Арестован 2 мая 1920 г. по обвинению в укрывательстве американского разведчика (Ленин и ВЧК. 2 изд. М., 1987. С. 348,610). Вскоре Горький писал Ленину: "Посылаю Вам письмо профессора Федорова, знаменитого хирурга. Его арестовали за то, что брат его, — с которым он не в ладах, между прочим, — пытался уйти в Эстонию" (В.И.Ленин и A.M.Горький. 3 изд. М., 1969. С. 180). Федоров был освобожден в сентябре 1920 г., вновь арестован в 1921 г. и затем снова освобожден. За него ходатайствовала коллегия врачей госпитальной хирургической клиники Военно-медицинской академии. Позднее стал заслуженным деятелем науки РСФСР.

² В.Н.Тонков (1872—1954) — анатом, с 1900 г. — профессор, в 1917—1925 гг. — начальник Военно-медицинской академии, с 1944 г. — действительный член Академии медицинских наук СССР.

³ А. Апатов был направлен КУБУ в Москву в первой половине мая 1920 г. "Очень прошу Вас, — писал Горький Ленину, — принять и выслушать А.Апатова, члена Президиума Комиссии по улучшению быта ученых" (В.И.Ленин и A.M.Горький. С. 180).               
На полях документа слева запись красными чернилами: 
"Тов. Шейнману на заключение. Просьба вернуть материалы в секретариат Совнаркома возможно скоро. 24/V Н. Красин".

⁴ Документ датирован на основании обращения Петроградского КУБУ в Совнарком 17 августа 1920 г. (В.И.Ленин и A.M.Горький. Письма. Воспоминания. Документы. М., 1968. С. 187—188). Этим объясняется лаконичность письма. Ленин подчеркнул карандашом слова: "Федорова" и "на принудительные работы". После ознакомления с документом он сделал тем же карандашом под ним пометку: "Уменьшают пайки для ученых". На самом обращении от 17 августа 1920 г. имеется другая запись Ленина: "Прошу Малый Совет рассмотреть дело поскорее и по возможности удовлетворить. 18/VIII. Ленин" (там же, с. 187).

⁵ Петроградский Дом ученых был организован при участии Горького в начале 1920 г. Он стал научным клубом и центром материального обеспечения творческой интеллигенции. Писатель упоминает о нем в связи с трудностями снабжения ученых продовольственными пайками.

⁶ Организованные Горьким издательства — "Всемирная литература" и З.И.Гржебина — работали на основе договорных соглашений с Государственным издательством. К середине 1920 г. назревает серьезный конфликт: Госиздат подвергает сомнению прежние обязательства, отказывается отих финансирования.

⁷ Под текстом написано "Верно". Далее следует неразборчивая подпись сотрудника ВЧК, а также пометка:
"Примечание: Согласно показаний Гржебина — отрывок этот написан собственноручно М. Горьким и адресован т. Ленину. 21/III—22 г.". Письмо датируется по оригиналу, имеющему авторскую дату — 16.IX—20 г. (см. Архив A.M.Горького).

⁸ 10 января 1920 г. Госиздат подписал с З.И.Гржебиным договор на издание русских книг за границей, однако с условием субсидирования лишь строго определенных заказов. Госиздат отказывался от предварительного авансирования и переходил к оплате расходов лишь по точно предъявляемым счетам (чем выражалось недоверие организаторам дела — и Горькому, и Гржебину), а также требовал передачи уже приобретенных Гржебиным рукописей в свой фонд. Об этом шла речь в письме А.В. Луначарского к А.И. Рыкову от 18 сентября 1920 г. (Литературное наследство. Т.80. С.682—683).

⁹ 29 июля Малый Совнарком отложил вопрос о финансировании горьковских издательств до начала сентября 1920 г. Их деятельность Госиздат подверг критике. Им приписывалось невыполнение договоров; делались выводы об экономической нецелесообразности сотрудничества с Гржебиным (он обвинялся в стремлении к монополизму и т.д.).

¹⁰ Закс (Гладнев) С.М. (1884 — 1937) — член Социал-демократической партии Германии с 1904 г., затем — член РСДРП, работал в редакциях газет "Звезда", "Правда", в издательстве "Прибой", в конце июня 1920 г. назначен на одну из руководящих должностей в Госиздат (заведующим административно-техническим аппаратом), неприязненно относился к Гржебину, подозревал его в стремлении к наживе, разного рода нечестных махинациях, а Горького — в покровительстве жульническим проектам. Уже после того, как в решениях специальной комиссии ЦК РКП(б) 18 и 22 сентября 1920 г. конфликт Горького с Госиздатом был улажен, Закс обратился с протестом к Ленину: "Горький не верит в пролетарскую революцию, и огромное его преимущество в том, что он свое будущее ренегатство на случай — если мы будем когда-нибудь разбиты — подготовляет открыто на наших глазах и на наши никчемные гознаки <...> Я всегда очень любил Вас <...> Вы по-прежнему высоко стоите над всеми, как воплощенная партийная совесть! При моей оценке Гржебина-Горького мне особенно досадно и больно, что Вы доверяете человеку, в котором я вижу воплощение Вашей противоположности". (РЦХИДНИ. Ф.5. Оп.1. Д.1018. Л.3—4).

¹¹ О травле, организованной Г.Е.Зиновьевым, Горький писал и позднее. См. его письмо от 2 ноября 1920 г (В.И.Ленин и A.M.Горький. С.206–207). О недоверии Зиновьева Горькому рассказано в воспоминаниях В.Ходасевича (Ходасевич В. Воспоминания о Горьком. М. Правда. 1989. С.75).

¹² Среди "других" учреждений, где Горький "работал", от метим: Петроградский Совет (избран в июне 1920 г.) правление Петроградского отделения Всероссийской профсоюза писателей. Особую комиссию по борьбе с детской преступностью, редколлегию Секции исторических картин, а также журналов "Наука и ее работники" "Дом искусств" и др.

¹³ Семашко Николай Александрович (1874—1949) — с 1918 г нарком здравоохранения РСФСР, с 1930 г. — на преподавательской и научной работе, член Президиума ВЦИК.

¹⁴ Уншдихт Иосиф Станиславович (1879 — 1938) — в 1921 1923 гг. заместитель председателя ВЧК—ГПУ.

¹⁵ 25 октября 1921 г. Ленин послал это письмо вместе с за просом в ВЧК. На следующий день И.С.Уншлихт на правил Ленину следующее письмо: "т. Ленину. На Ваше отношение от 25.10 и № 1030. 1. Возвращаю письмо т. Семашко. 2. Прилагаю заключение т. Агранова 3. Для ускорения и наблюдения за ведением следствия мною дано распоряжение о переводе проф. Федорова в Москву. С ком. приветом Уншлихт" 26.10.21 (РЦХИДНИ. Ф. 5. Oп.1. Д.595. Л.5).
Справка особоуполномоченного ВЧК Я.С.Агранова от 26 октября 1921 г. была адресована Уншлихту и гласила "Бывший лейб-хирург профессор С.П.Федоров арестован в Петрограде по показаниям главного курьера Английской и Французской разведок в Финляндии — П.Н.ХОЛОДИЛИНА. Согласно его показаниям, проф. ФЕДОРОВ принимал активное участие в белогвардейской организации, центр которой во главе с полковником БУНАКОВЫМ находится в Финляндии; Федоров доставлял организации Бунакова через специальных курьеров ценные сведения о политическом и военном положении Советской Республики. В 1920 году в мае месяце на квартире Федорова, где была установлена засада Петрогубчека, были арестованы активные участники Английской разведывательной организации БАРОНЕССА КЛОДТ (КРУЗЕНШТЕРН) и СТУКАЛОВА (ГРУМЛИК), принесшие Федорову доставленное курьером разведки из-за границы письмо. Это письмо было уничтожено ими во время обыска. КЛОДТ и СТУКАЛОВА были арестованы нами в начале сентября сего года, сознались в своем участии в Английской разведке и указали на факт принесенияими письма на квартиру Федорова. Профессор Федоров в первый раз был арестован Петрогубчека весною 1920 года по обвинению в шпионаже в пользу Финляндии и сношениях с курьерами Финской контрразведки. При обыске у Федорова ничего уличающего его найдено не было, поэтому следствие над Федоровым требует сравнительно длительной и трудной разработки. При нашем отъезде из Петрограда дело Федорова было нами оставлено для разработки в Петрогубчека". (РЦХИДНИ. Ф.5. Oп.1. Д.595. Л.7).