С. Есенин - Л. Троцкому

http://www.lgz.ru/article/2998/

«Существо моё возмущено до глубины…»

Н. Шубникова-Гусева

ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ

        Неизвестное письмо С.А. Есенина Л.Д. Троцкому

        Вскоре издательство «Росток» (СПб) выпустит книгу Натальи Шубниковой-Гусевой «Сергей Есенин и Галина Бениславская», которая знакомит с неизвестными страницами биографии Есенина и Галины Артуровны Бениславской, гражданской жены, друга, секретаря и доверенного лица поэта. Женщина-загадка, страстная и романтичная, скрытная и молчаливая, она пять лет любила Есенина и сыграла важную роль в его жизни и творчестве.
         В основе книги – неизвестный ранее архив есенинских материалов (более 400 единиц), которые Бениславская перед смертью завещала своей ближайшей подруге Ане Назаровой. Многочисленные письма, воспоминания и документы Есенина и близких ему лиц и знакомых, публикуемые здесь впервые, глубоко личные и достоверные, интересны самому широкому кругу читателей.                
         Издание подготовлено к 110-летию со дня рождения Галины Бениславской.  
         Один из наиболее ценных материалов книги – неизвестное письмо Есенина Л.Д. Троцкому, которое впервые предлагается вниманию читателей «Литературной газеты».

        Письмо Есенина Л.Д. Троцкому написано в разгар так называемого «Дела четырёх поэтов» – Есенина, П.В. Орешина, А.А. Ганина, С.А. Клычкова, заведённого 21 ноября 1923 года (ордер
‹ 6274), переданного в секретный отдел ГПУ (дело ‹ 2037) и затем рассмотренного товарищеским судом Союза писателей. Подлинник черновика этого письма, не отправленного адресату, находится в частном архиве и частично опубликован Н. Юсовым и В. Мешалкиным в журнале «Современное есениноведение» (2007, ‹ 7). В архиве А.Г. Назаровой сохранилась копия, сделанная с черновика, вероятно, рукой С.С. Виноградской. Ниже приводим полностью текст письма по этой копии. Зачёркнутые слова заключены в скобки.          

С.А. Есенин – Л.Д. Троцкому       
Дорогой Лев Давидович!              
Мне очень больно за всю историю, которую подняли из мелкого литературного <зачёркнуто нрзб.> карьеризма т. Сосновский и Демьян Бедный.               
Никаких оправданий у меня нет у самого. Лично я знаю, что этим только хотят подвести /попутчи<ков>/ других «попутчиков».
О подсиживании знают давно и потому никто не застрахован от какого-нибудь мушиного промаха. Чтоб из него потом сделали слона.  
Существо моё возмущено до глубины той клеветой которую воздвигли на моих товарищей и на меня /С Демьяном мы так не разговаривали/.               
Форма Сосновского /без/ /кружит голову/ и приёмы их борьбы отвратительны. Из всей этой истории нам больно только то, что ударили по той струне, для того, чтоб перервать её <и> которая служила Вашим вниманием к нам.              
Никаких антисемитских речей я и мои товарищи не вели.               
Всё было иначе. Во время ссоры Орешина с Ганиным я заметил нахально подсевшего к нам типа, выставившего своё ухо и бросил /громко/ фразу: «Дай ему в ухо пивом /в ухо/».     
Тип обиделся и назвал меня мужицким хамом, а я обозвал его жидовской мордой.
Не знаю, кому нужно было и зачем было делать из этого скандал общественного характера.
Мир для меня делится исключительно только на глупых и умных подлых и честных. В быту – перебранки прозвища существуют, /но/ также как /и/ у школьников, и многие знают, что так ругается иногда сам Демьян.
Простите за то, что /нрзб./ /дост<авил>/ если обеспокоили всей этой историей Ваши нервы, которые дороги нам как защита и благосостояние.               
Любящий Вас   
С. Есенин            

        Письмо Есенина Троцкому показывает, как был возмущён поэт той обстановкой, которую создали журналисты, в частности Сосновский, вокруг него и его товарищей. Главным было не личное оскорбление, а то, что бытовой инцидент получил политический характер и в лице четырёх русских поэтов оскорблял всех литераторов-попутчиков.
       Письмо Есенина Троцкому не датировано. Чтобы определить, когда оно было написано, кратко напомним обстоятельства этого дела, многие материалы которого до сих пор хранятся в частном архиве. 20 ноября 1923 года, во вторник вечером, под председательством В. Брюсова состоялось торжественное заседание, посвящённое пятилетию Всероссийского союза поэтов, после которого состоялась вечеринка. Есенин вместе с С.А. Клычковым, П.В. Орешиным и А.А. Ганиным проводят этот вечер в пивной Малинникова (угол Мясницкой улицы и Чистопрудного бульвара, 28). Здесь в результате возникшего инцидента их задерживают органы милиции и ГПУ. Тогда же Есенин подписывает протоколы допроса в 47-м отделении милиции Москвы и ОГПУ и заполняет анкету для арестованных и задержанных в ОГПУ.        
       Согласно Протоколу допроса С.А. Есенина в 47-м отделении: «…Сидел в пивной с приятелями, говорили о русской литературе. Я увидел типа <М.В. Родкин>, который прислушивался к нашему разговору. Я сказал приятелю, чтобы он ему плеснул в ухо пивом, после этого тип встал и пошёл, позвал милицию. Это вызвало в нас недоразумение и иронию. Я сказал: «Вот таких мы понимаем» – и начал спорить, во время разговоров про литературу упоминали частично тт. Троцкого и Каменева и говорили относительно их только с хорошей стороны, то, что они-то нас и поддерживают. О евреях в разговорах поминали только, что они в русской литературе не хозяева и понимают в таковой в тысячу раз хуже, чем в чёрной бирже, где большой процент евреев обитает как специалистов. Когда милиционер по предложению неизвестного гражданина предложил нам идти, мы, расплатившись, последовали за милиционером в отделение милиции. Идя в отделение милиции, неизвестный гр-н назвал нас «мужичьё», «русские хамы», и вот тогда была нарушена интернациональная черта национальности словами этого гражданина: мы, некоторые из товарищей, назвали его жидовской мордой. Больше ничего показать не имею. Протокол записан с моих слов правильно и мне прочитан, в чём подписуюсь.
С. Есенин. 1923. 21/ХI.  
      В составленном в тот же день Протоколе допроса С.А. Есенина в ОГПУ содержатся дополнительные сведения, очевидно, являющиеся ответом на показания милиционера И.Ф. Абрамовича о том, что в резервной комнате Есенин и другие литераторы «запели в искажённой форме с ударением на «р», подражая еврейскому акценту, рев<олюционную> песню «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…»: «В комнате, где мы были помещены, на вопрос, из каких я происхожу, заданный деж<урным> милиционером, я под испанскую серенаду пропел, что «вышли мы все из народа», причём слова не коверкал и не придавал им еврейского акцента».
22 ноября четырёх поэтов освобождают, и одновременно в двух московских газетах, ответственным редактором которых был Б.В. Волин, публикуются статьи об этом инциденте. «Рабочая газета» печатает статью упоминаемого в письме Есенина журналиста Л.С. Сосновского «Испорченный праздник» с обвинениями С.А. Есенина, С.А. Клычкова, П.В. Орешина и А.А. Ганина в антисемитизме. «Лично меня, – замечает Сосновский, – саморазоблачение наших поэтических «попутчиков» очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести ещё кое-кого из «попутчиков», то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество». Газета «Рабочая Москва» в тот же день публикует заметку под названием «Что у трезвого «попутчика» на уме…» без подписи, где инцидент с Есениным также представлен как типичный случай с литератором из так называемых попутчиков.
В двух названных публикациях излагается разговор Есенина с Демьяном Бедным, вероятно, искажённый до неузнаваемости. Из статьи Л. Сосновского: «Вечером 20 ноября около 10 часов звонят по телефону к Демьяну Бедному. Говорит известный поэт Есенин. Думали, зовёт на праздник. Оказывается, совсем напротив. Есенин звонит из отделения советской милиции. Говорит подчёркнуто развязно и фамильярно.
– Послушай... Скажи тут, чтобы нас освободили...             
– Кого вас?        
– Меня, Орешина, Клычкова и Ганина.   
– Почему вы в милицию попали?               
– Да, понимаешь, сидели в пивной... Ну, заговорили о жидах, понимаешь... Везде жиды... И в литературе жиды... Ну, тут привязался к нам какой-то жидок... Арестовали...                
– М-да... Очень не-хо-ро-шо...     
– Понятно, нехорошо: один жид четырёх русских в милицию привёл.        
Демьян Бедный попросил к телефону дежурного по милиции т. Ардарова, а затем того гражданина, что пригласил поэтов в милицию, и сказал им:   
– Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!             
        Оказалось, что в какой-то пивной, подготовляясь к юбилейному заседанию советских поэтов, Есенин, Орешин, Клычков и Ганин вели милый разговор о жидовской власти, о засилии жидов, называя достаточно известные имена. Сидевший за соседним столом гражданин <М.В. Родкин> возмутился и потребовал составления протокола. Одному милиционеру не удалось свести поэтический квартет в милицию. Потребовался второй милиционер...»
         «С Демьяном мы так не разговаривали», – пишет Есенин в письме Троцкому и затем зачёркивает. И действительно, судя по показаниям заинтересованного в этом деле М.В. Родкина для ОГПУ, именно Родкин объяснил Демьяну Бедному, в чём дело, и тот ответил, «что «таких прохвостов» он защищать не станет».
В печати появилось множество заметок о «Деле четырёх поэтов». Для Сосновского и Волина дело четырёх поэтов стало поводом для оскорбления не только Есенина и его товарищей, но и других русских писателей-классиков, в том числе Н.В. Успенского («валялся под заборами и скандалил по московским притонам»), Н.А. Некрасова («был далеко не безупречен в своей личной жизни») и «кабацких традиций литературной богемы, унаследованных от А.И. Куприна и ему подобных».               
          Но из содержания письма Есенина Троцкому вытекает, что поводом к его написанию явились названные выше статьи от 22 ноября 1923 года, так как в тексте письма приводятся факты и оценки, упоминаемые авторами этих публикаций. Возмущённый содержанием и тоном этих статей, Есенин пишет письмо Троцкому, надеясь на защиту. Непосредственность и эмоциональность тона, а также последовавшие за этим события, которые совершились до 30 ноября – написание коллективного заявления в Центральное бюро работников печати, подписанное Есениным, Клычковым, Орешиным и Ганиным, о разборе инцидента, последовавшего в ответ на заявление постановления Центрального бюро о передаче вопроса специальному товарищескому суду (см. «Рабочая Москва», 1923, 30 нояб.), и Открытого письма П. Орешина, С. Клычкова, А. Ганина и С. Есенина, датированного между 23 и 29 ноября 1923 года (см. «Правда», 1923, 30 нояб.), – позволяет датировать письмо Есенина Троцкому: ноябрь, между 22 и 29-м, 1923 года. Письмо осталось неотправленным. Скорее всего, поэт решил, что жаловаться и ждать помощи напрасно.                
        Известные высказывания Есенина о Троцком говорят о противоречивом отношении к нему поэта. В очерке «Железный Миргород», где содержится внутренняя полемика с Троцким, он писал: «Мне нравится гений этого человека, но видите ли?.. Видите ли?..» В письме Есенина А. Дункан от 29 августа 1923 года читаем следующее: «Был у Троцкого. Он отнёсся ко мне изумительно. Благодаря его помощи мне дают сейчас большие средства на издательство». Речь идёт о визите Есенина в Кремль к Троцкому за разрешением на издание альманаха крестьянских писателей «Россияне» в начале второй декады августа 1923 года. Есенин упомянет Троцкого в автобиографии (1923), а также в «Песни о великом походе» (1924) и «Руси бесприютной» (1924).
В.Ф. Наседкин, ставший мужем сестры поэта Е.А. Есениной, вспоминал: «Идеальным, законченным типом человека Есенин считал Троцкого». Подобное свидетельство есть в воспоминаниях С. Борисова: «С большим уважением, доходившим до почитания, относился к Троцкому».         
        Однако справедливости ради полезно сравнить с этими свидетельствами другие. Например, Р. Гуль в книге «Я унёс Россию: Апология эмиграции» вспоминал слова Есенина: «Не поеду в Москву... не поеду туда, пока Россией правит Лейба Бронштейн... Он правит Россией, а не должен ей править...»     
         Оставив надежду на поддержку «стоящих у кормила», Есенин и его товарищи обращаются к общественности. В индивидуальных заявлениях, адресованных в «Правду» и не появившихся в печати, поэты отвергли все обвинения Сосновского в свой адрес. «Считаю нравственной своей обязанностью, – писал Орешин, – заявить всему белому свету, что никогда я антисемитом не был и быть не могу». Откликом Есенина на происшедшие события можно рассматривать его незаконченную статью «Россияне», написанную в ноябре–декабре 1923 года, где поэт сравнивает Л.С. Сосновского с бездарным писателем, тайным агентом жандармского отделения Ф.В. Булгариным, которого А.С. Пушкин «побил» в известной эпиграмме и назвал его «Видок Фиглярин». Но главным пафосом статьи Есенина становится общая оценка современной литературной ситуации в России:
«Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живём.
Тяжёлое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством.           
       Выработав себе точку зрения общего фронта, где всякий туман может казаться для близоруких глаз за опасное войско, эти типы развили и укрепили в литературе пришибеевские нравы».    
      30 ноября газета «Правда» публикует открытое письмо четырёх поэтов по поводу статей в «Рабочей газете» и в «Рабочей Москве», где имеется следующее заявление: «Всякие возражения и оправдания, впредь до разбора дела третейским судом, считаем бесполезными и преждевременными».    
         Товарищеский суд по делу поэтов Есенина, Орешина, Клычкова и Ганина состоялся 10 декабря в Доме печати в присутствии представителей литературной Москвы. Комиссия по разбору дела заседала в составе П.И. Новицкого (председатель), П.М. Керженцева (секретарь), А.Я. Аросева, Н.К. Иванова-Грамена, В.И. Нарбута, В.Ф. Плетнёва, И.М. Касаткина. Суд констатировал провокацию со стороны Родкина и Сосновского и не подтвердил главного обвинения в антисемитизме. Подробный отчёт о суде был опубликован в центральных газетах. Суд затянулся до трёх часов ночи, и оглашение приговора было перенесено на вечер 13 декабря.              
          Организованная травля подорвала и без того тяжёлое состояние здоровья Есенина. Настолько, что он не смог присутствовать на оглашении приговора товарищеского суда в Доме печати, так как в этот день лёг на лечение в профилакторий профессиональных заболеваний имени Шумской (Полянка, 52). Ранее считалось, что Есенин лёг в профилакторий спустя несколько дней после оглашения приговора, то есть 17 декабря. Эта дата указана в машинописи воспоминаний Бениславской и во всех хрониках жизни и творчества С.А. Есенина. Теперь очевидно, что Бениславскую подвела память или в машинописи допущена опечатка. Точная дата госпитализации Есенина устанавливается на основании сведений из неизвестного ранее письма Е.А. Есениной А.Г. Назаровой от 14 декабря 1923 года: «Сергея вчера или в четверг 13/ХII отправили в санаторию. Сегодня едем к нему опять».
Суд признал, что поведение поэтов носило характер антиобщественного дебоша. Есенину, Клычкову, Орешину и Ганину было вынесено общественное порицание. В приговоре сказано, что «Сосновский изложил инцидент с четырьмя поэтами на основании недостаточных данных и не имел права использовать этот случай для нападок на некоторые из существующих литературных группировок».   
        Несмотря на то что приговор был принят товарищеским судом единогласно, организованная травля четырёх поэтов, особенно Есенина, продолжалась. 18 декабря 1923 года «Рабочая Москва» опубликовала заметку Б. Волина, не согласного с решением суда, под заголовком «Прав ли суд?» с призывом «к рабкорам и пролетарским поэтам» «высказаться по данному вопросу». «Высказывания» подбирались соответствующие. 19, 20 и 22 декабря газета печатала «отклики» со следующими заглавиями: «Им нет места в нашей семье!», «Суд не прав!», «Под народный суд!», «Мы требуем пересмотра» – и др.            
        30 декабря 1923 года в «Правде» была опубликована заметка Мих. Кольцова «Не надо богемы»: «…Надо наглухо забить гвоздями дверь из пивной в литературу. Что может дать пивная в наши дни и в прошлые времена – уже всем ясно. В мюнхенской пивной провозглашено фашистское правительство Кара и Людендорфа; в московской пивной основано национальное литературное объединение «Россияне». Давайте будем грубы и нечутки, заявим, что всё это одно и то же...»             
        Даже З.Н. Райх, бывшая жена Есенина, сделала заявление его другу А.М. Сахарову, что её муж своей фамилией и своим поведением компрометирует её детей. Есенин ответил резко: «Фамилия моя принадлежит не мне одному. Есть люди, которых Ваши заявления немного беспокоят и шокируют, поэтому я прошу Вас снять фамилию с Тани, если это ей так удобней, и никогда вообще не касаться моего имени в Ваших соображениях и суждениях» (скорее всего, письмо не было доставлено адресату).                
       Продолжения «Дело четырёх поэтов» не получило. 9 мая 1927 года, уже после гибели Есенина и А.А. Ганина, расстрелянного 30 марта 1925 года по «Делу русских фашистов», уполномоченный 5-го отделения следственного отдела ОГПУ С.Г. Гендин, рассмотрев материалы «Дела ‹ 2037», вынес заключение о прекращении дел. 11 мая 1927 года Коллегия ОГПУ утвердила это постановление.
       Насколько несправедливы были предъявляемые Есенину обвинения, не раз писали современники, хорошо знавшие поэта. Спустя много лет, в 1953 году, бывший левый эсер, эмигрант В.М. Левин, писал С.К. Маковскому, готовившему к печати его воспоминания о Есенине в нью-йоркской газете «Новое русское слово»: «…у Есенина не было антисемитских настроений, у него была влюблённость в народ, из которого вышел Спаситель Мира. <…> На канве жизни Есенина расшита ткань трогательных взаимоотношений русского и еврейского народа».