Как начинался классический советский курортный стиль

яwww.svoboda.org

Как начинался классический советский курортный стиль

Тольц В., Эдельман О.

Владимир Тольц: Наступает лето. Сезон отпусков. На наших глазах в России - ну, во всяком случае в крупных городах - существенно изменились привычки и возможности по части отдыха. С одной стороны, советские отпускники на курорты ездили только в пределах СССР - в Крым, на Черноморское побережье, в Прибалтику. Редким и позволенным только избранным событием был отдых в Болгарии или Венгрии - предел мечтаний!  

Ольга Эдельман: Да, я наблюдала одного некогда неплохо устроенного околопартийного журналиста, в новые времена прозябавшего, - у него главной историй жизни так и осталась поездка в Болгарию, на Золотой берег.  

Владимир Тольц: Сейчас те, у кого есть деньги, могут выбрать любое курортное побережье мира. Но, с другой стороны, те же обладатели денег практически лишились того длительного, месячного советского отпуска. Теоретически, по КЗОТу, он конечно есть, но не все могут себе позволить столь надолго выключиться из дел. Таким образом, советская культура отпусков если не совсем ушла в прошлое, то сильно изменилась. И вот мы решили поговорить о том, как она складывалась. Как начинался классический советский курортный стиль.  

Ольга Эдельман: Я росла в семье, где "организованные" формы отдыха - санатории, пансионаты - были не приняты. Но даже вокруг нашего подмосковного дачного поселка - бродили отдыхающие из окрестных санаториев, по вечерам на всю округу неслась музыка с открытой танцплощадки в доме отдыха, а по утрам - пионерские побудки. Теперь уже нет ни того, ни другого. Однако, этот стиль отдыха времен зрелого социализма все же явно отличался от того, например, что описывала в письмах мужу некая московская ученая дама, отправившаяся летом 1928 года во вновь открытый санаторий ЦЕКУБУ в Теберде.  

Владимир Тольц: ЦЕКУБУ - это Центральная комиссия по улучшению быта ученых при СНК РСФСР.  

7 июля 1928 г. Теберда

Итак, я ехала «на вагоне» с 12-40 дня среды 4 июля до 7-32 вечера пятницы. < > До чего было в вагоне душно, пыльно и грязно и жарко, я уже писала тебе. Теперь дальше. Приехали на Невинномысскую (это последняя станция перед Минеральными водами) утром в пятницу 6 июля. Тут выявилась вся наша неорганизованность, даром что научные работники. Партия собралась на вокзале, никто не знал, берет ли кто билеты дальше, кое-кто брал самотеком, а чего бы проще брать одному на всех. Наконец, взяли билеты (1 р. 72 с рыла) и влезли в жесткий довольно отвратный поездок до Баталпашинска. Тут выяснилось, что с нами едет Нежданова и ее муж. ... Нежданова и Голованов сделали попытку перебить у нас легковой автомобиль, от нас же узнали, что есть автомобиль ГПУ, и из Ростова послали перехватную телеграмму. И это происшествие, толки и разговоры заняли у нас целый час. Говорили, что их поведение та же «головановщина» и пр[очее]. Довольно незаметно (3 часа езды) доехали до Баталпашинска.

Баталпашинск – это выжженная степь с двумя пригорками, на одном строящаяся станция еще с пустыми оконницами без рам, на другом – несколько старых автомобильных калош. Мы вылезли и тут опять выяснилась и глупость наша и неорганизованность. Нежданову и Голованова ругали, что они хотят в легковом, в то время как в легковой надо посадить больных (я в их числе) и детей, а на станции все перепуталось, никто не знал, куда ему садиться и те, которые больше всех негодовали на Нежданову, сами захватили легковой. В конце концов, я измученная таскала сама все свои 3 «места» и чуть не ревя водворилась, наконец, в плевенький трехместный фордик. Поехали сначала в автобазу, там перевешали вещи и выдали билеты.   

Ольга Эдельман: Вспоминаю кошмарные советские автобусы в курортных местах, переполненные, душные, редко ходившие. Но тут и автобусов-то пока никаких. Багаж взвешивали. Не существовало еще отечественного автопрома, потому и фордик.  

Владимир Тольц: Да, позднее никто бы уже и не сказал насчет "старых автомобильных калош".  

Ольга Эдельман: Позднее наша курортница делилась с мужем планом: вернуться в Москву "на аэроплане, лететь около 6 часов, а стоит всего 34 рубля". Очень ей эта идея нравилась, не только из-за тягот дороги поездом: "Здесь все неблагополучно с автомобилями. Третьего один автомобиль перевернулся и упал с обрыва, а другой взорвался. Все машины очень старенькие и страшно изнашиваются на здешних дорогах. Потом, если попадешь в дождь, пиши пропало".   

Чем дальше, тем красивее становилась дорога, все время идет она по ущелью вдоль горной реки ... Для подробностей перечти Лермонтова – я стыдлива в описаниях природы. И вдруг посреди этой дикости строящийся, полный пилок, стружек, камня, черепицы и рабочих город! Будущий город! Столица Осетии Микоян-Шахар, наверное, в честь Микояна! Это прямо поразительное зрелище. Строится он по плану, уже есть электрическая станция, несколько законченных совершенно домов, мост, здание исполкома, гостиница. Только страшно жаль, что довольно мертвая, казенная архитектура. Ведь здесь просто черт знает что можно изобразить и какой простор творчеству. В Москве конкурсы на здания библиотек и Госторга, а тут ведь город целый вновь возводится, а о конкурсе не слышно! Что бы сделать можно было, какая красота!

< > После Микоян-Шахара пошла поразительная красота. Горы огромные, все круче изгибы реки, живописные аулы. Все горцы попадались в черных огромных бурках с поднятыми плечами и белых войлочных шляпах, на лошадях. Очень красивый народ. Один старый седой кавказец припустил лошадь изо всех сил, чтобы перегнать автомобиль и стал махать шляпой, смеясь и что-то крича. Я вспомнила есенинское про жеребенка и поезд. Не перегнал, конечно, и радостно размахивал шляпой (ей богу, радостно) признавал жестами себя побежденным. Приехали в Теберду около 7 вечера, оказывается, побили все рекорды по скорости. Вся остальная наша публика приехала часа на 3 позже. ... Я наверное бы просто умерла в тот вечер, так была измучена ...

На следующий день первое, что поразило меня, страшная жара. Вот еще одна врака про Теберду опровергнута. За езду на автомобиле мне буквально спалило шею, лицо, грудь и плечи, как я ни закрывалась. ...  

Владимир Тольц: Микоян-Шахар - так до 1944 г. назывался город Карачаевск. Любопытно, что шесть лет спустя в Москве был издан путеводитель по Теберде. Наша героиня к нему никакого отношения не имела. Однако, в путеводителе те же места были описаны на удивление сходно. Те же эмоции по поводу нового города, горцы в бурках, лошади наперегонки с автомобилями. Чумазость местных пионеров трактуется по разряду симпатичной экзотики.  

Из путеводителя "Теберда", издание Московского Дома ученых, 1934 г.

Глиняные мазанки аулов Хумаринского, Георгиевско-Осетинского, Каменногорского. В белых новеньких зданиях школ — чумазые черноглазые ребятишки с галстуками пионеров, за прилавками кооперативов — продавцы в черкесках с кинжалами за поясом. На остановках в автомобиль садятся горцы в бурках и широкополых войлочных шляпах. Всадники на тонконогих маленьких лошадках скачут по обочинам дороги вперегонку с автомобилем. Огромные, похожие на волков овчарки с злобным лаем бросаются на машину.

Приближаются синие в дымке горы. Из-за широкой излучины реки, прислоненные к темной зелени крутых склонов, белеют правильными рядами белые здания Микоян-Шахара.

По каменному мосту автомобиль перебирается на левый берег пенистой Кубани и въезжает в город. Автостанция Союзтранса, гостиница, школы, педтехникум.

Микоян-Шахар насчитывает только семь лет от роду. В 1927/28 г. построена молодая столица Карачаевской автономной области, входящей, в состав Северо-Кавказского края.  

Ольга Эдельман: Заметьте, поразительно неосвоенная страна. И добраться трудно, и все такое доподлинное. Сейчас, представьте себе, в далеких экзотических странах вы увидите не столько туземцев как таковых, сколько специальных туземцев, приспособленных для показа туристам. Часть этих, допустим, бедуинов давно живет в городах, а для туристов "работает бедуинами". А тут, на Кавказе 1928 года - для московской ученой дамы (нет, конечно не дамы, - гражданки) открывается изумительный мир. Она в письмах постоянно опровергает некие "враки", в том числе насчет климата. И заново делает открытие, что на солнце днем сильно печет, а ночи прохладные. Более того, впервые в жизни видит танцы горцев.  

Был день у нас Осоавиахима и в Джамагате был устроен концерт. Первая часть – выступали пионеры и цекубисты, а вторая – на воздухе, танцевали карачаевцы свои национальные танцы. Жаль, что было темновато и видно неважно, но все-таки все, что рассмотрелось, - замечательно. И какие благородные танцы. Лучше всех танцевал председатель исполкома ... и его сын Юсуф. Они, оказываются, берут первые призы на состязаниях танцоров. Перед танцами молятся. Танцевали  и танец Шамиля, только без кинжалов. Вся суть ... в очень коротких и быстрых ритмичных движениях, танцор будто хочет показать, будто он может быстро передвигаться, почти не шевелясь. Один танец танцевали босиком. Во время танцев танцорка задела керосиновую лампу, стоявшую на табуретке, и она разбилась и еще хуже стало видно.  

Владимир Тольц: Это 1928 год, эпоха "месячников культур народов СССР" еще не настала. В 20-е годы царил революционный авангард, было не до фольклора.  

Ольга Эдельман: Мне очень нравятся подробности быта на этом новом и довольно престижном курорте (сама Нежданова отдыхает!).  

7 июля 1928 г.

Первые дни я вертелась в треугольнике: ЦЕКУБУ – Джамагат (название гостиницы, где я живу) – Курутр. Еще важные здания – киоск, где можно купить спички, и почта. У меня отдельная комната № 44 (была на двоих и до сих пор не исключена опасность, что ЦЕКУБУ вселит второго), она стоит 35 рублей в месяц. Балкона нет, с балконом есть всего 2 комнаты, но они заняты, и на более жаркую сторону.< >  Питание в ЦЕКУБУ – 100 рублей в месяц ... Есть медицинская помощь. Есть прекрасный оборудованный солярий с душами и полнейшая возможность брать солнечные ванны (еще одна опровергнутая врака!). Есть теннис, волейбол и специальная фотографическая комната. ... Климат резко изменчивый, ночами довольно холодно, но вполне можно спать, закутавшись, с открытыми окнами, что я и делаю. < >

11 июля

Плохо здесь с газетами. Сегодня мы читаем от 8-го, но никак нельзя захватить, они идут нарасхват. Я пораньше встаю и бегаю прямо на почту, иногда таким образом захватываю.

Встаю утром около 7 – полвосьмого. У двери каждой комнаты ставят кефир, бутылку на человека. Хоть я его и ненавижу, но в виде опыта уже второе утро с отвращением вливаю его в себя натощак. После чего жду в длинном хвосте умываться. Умывшись (вот еще одна опровергнутая врака! ... Тут уборные «как у людей», фаянсовые белые и спускаются, лучше, чем у нас на Арбате!), одеваюсь и бегу на почту за газетой. Оттуда в ЦЕКУБУ завтракать, его дают в 8 ½ часов. После завтрака иду домой прибирать комнату и читать газету, а если тепло, читаю на скамейке у столовой. Комнату прибираю сама, уборщица здесь одна и ее не допросишься. Да к тому же у меня большое нежелание затруднять себя с ключом. Посему я съездила в аул в кооператив, купила мешок (половую тряпку) и веник и ежедневно сама прибираюсь, выметаю и мою пол. Ты, конечно, меня за это выругаешь. После этого я пишу письма, опускаю (тебе и маме) и брожу по очень близким окрестностям  ... После ужина (8 ч.) чуточку болтаюсь у террасы, чтобы выяснить, не будет ли кто петь, и если нет, то ухожу к себе с фонариком (тьма кромешная!) < >.

26 июля 1928 г.

... Как-то хотела тебе мою комнату описать. В общем, обстановка одиночной камеры: койка, стол, табурет. Недавно появилась роскошь и восторг – графин, пузатый и огромный. Выпросила новую табуретку.  

Ольга Эдельман: Зато"В ЦЕКУБУ очень все организовано для экскурсий: дают массу еды, термосы, чайник". Были экскурсии, много - к горным озерам, к источнику Нарзана, ледникам, другим природным красотам.  Но заметьте, в письмах нет упоминаний ни о книгах, ни о каких-нибудь умственных занятиях, кроме чтения газет. Похоже, никакой библиотеки в санатории ЦЕКУБУ не было. А он предназначался для ученых. Наша курортница жаловалась мужу на тоску и депрессию - неудивительно.  

Владимир Тольц: Оля, пора, наверное, рассказать, кто собственно наша сегодняшняя героиня. Тогда она еще молодая была, а позднее стала очень маститой - академиком и главой научного направления. Милица Васильевна Нечкина, историк, специалист по революционному движению и главная в Советской стране по истории декабристов. Я хочу, чтобы о ней рассказала историк и публикатор архива Нечкиной Елена Курапова. Кем была Нечкина в конце 20-х годов?  

Елена Курапова: В конце 20-х годов Милица Васильевна была научным работником, она как раз занималась исследованием движения декабристов. В 27 году у нее вышло первое монографическое исследование на эту тему под названием «Общество соединенных славян». Монография была хорошо встречена, появилась масса рецензий, в том числе положительная рецензия в газете «Правда». Именно за эту монографию Милица Васильевна была премирована премией ЦЕКУБУ, которая была материализована в виде путевки в санаторий Теберда. Кроме того Нечкина в это время вела очень активную преподавательскую деятельность, она читала курсы по отечественной истории, по политэкономии во Втором МГУ – это преобразованные бывшие Московские высшие женские курсы, в Коммунистическом университете трудящихся Востока – это учебное заведение системы Коминтерна.

Вы знаете, еще одна довольно серьезная научная нагрузка у Нечкиной была в это время – она стала принимать активное участие в подготовке первых изданий Большой и Малой советских энциклопедий. При этом она выступала и как автор собственных статей, и как редактор статей других историков. При этом можно сказать, что в ее дневниках этого времени, конец 20-х годов, по этой теме участия в создании энциклопедий очень хорошие записи. Скажем, она недовольна статьями тех или других авторов и при этом пишет, что эти статьи надо переписывать или перезаказывать, потому что «марксизм здесь и не ночевал».  

Ольга Эдельман: Сегодня мы рассказываем вам о том, как начинались советские курорты. Будущая академик Милица Васильевна Нечкина, тогда еще молодой научный сотрудник, летом 1928 года отправилась в Теберду, в только что открывшийся санаторий ЦЕКУБУ - Центральной комиссии по улучшению быта ученых. Перед этим она отдыхала в подмосковном академическом санатории "Узкое" - сейчас это в черте города, между Профсоюзной улицей и Севастопольским проспектом, но санаторий до сих пор действует. Тогда была загородная, можно сказать, глушь. Муж ее, когда она поехала в Теберду, был в Крыму. А как вообще в 20-30-х годах складывалась эта практика курортов для тех, кто мог это себе позволить (дело было не столько в деньгах, сколько в доступе к благам). Вот та же Нечкина - куда она ездила отдыхать? Это вопрос к нашей гостье, публикатору архивного наследия Нечкиной Елене Кураповой.  

Елена Курапова: Вы знаете, 20-30-е годы можно несколько условно разделить по географическим пристрастиям Милицы Васильевны. Середина 20-х годов – это Гагры, Ялта, 28 год – это Теберда. С конца 20-х годов и особенно с начала 30-х – это в основном Подмосковье все-таки. Здесь два места привлекало внимание Милицы Васильевны – это санаторий «Узкое» академический. Причем в санатории «Узкое» она бывала на протяжение всей своей жизни до середины 80-х годов, при этом она там не только отдыхала, но и активно работала. И второе место, куда Милица Васильевна с радостью и очень часто ездила – это ее дача в ближнем Подмосковье на знаменитой Николиной горе. Сохранились ее письма послевоенные, буквально 47 год, ее муж Давид Аркадьевич был в очередной командировке, Милица Васильевна с Николиной горы писала ему с восторгом, что ей чудом просто удалось перехватить  машину с кирпичом у одного соседа, знаменитого писателя и, собственно, эта машина с кирпичом существенно двинула постройки на их дачном участке.

Что касается второй половины 30-х годов, то здесь было уже не до отдыха. В 37-х году семья Нечкиной попала в очень тяжелую полосу. Был арестован, затем расстрелян брат Милицы Васильевны Борис Нечкин. Так же погибли братья Давида Аркадьевича. Старший брат Давида Аркадьевича был известным партийным государственным деятелем, наркомом земледелия периода коллективизации Яковом Аркадьевичем Яковлевым.  

Владимир Тольц: Путевку в Теберду надо было добыть. Помните, у Галича герой одной из песен, следователь, "получил в месткоме льготную путевку на месяц в Теберду"? Ну а Нечкина, ехавшая от ЦЕКУБУ, должна была пройти медицинскую комиссию - получить справку, что нуждается в лечении и как раз Теберда ей подходит. Эту процедуру Нечкина описывала мужу.  

27 июня 1928 г. Москва

Во вторник, т.е. вчера, пошла я в 3 ч. на заседание медиц[инской] комиссии в ЦЕКУБУ. Народа в т[ак] н[азываемый] «белый зал»  набилось видимо-невидимо. Это все желающие ехать и в большинстве в Теберду. ...

Отличие от предыдущих комиссий то, что закатывают самый настоящий медицинский осмотр. На последний, как и свойственно буржуазной идеологии, сначала вызывают мущин, потом женщин. Ну, в число последних попала и я. Осматривали 2 доктора и, собственно, был консилиум, т.к. они все между собой советовались. < > Общий вывод был таков (приблизительно), что в Теберду, конечно, почему и не поехать. Я колбаской выкатилась в другую комнату, т.н. «красную гостиную», где уже сидела теплая компания со Шпаро во главе и с задранным носом дуры Рафаиловны сбоку. Все жрали чай с лимоном. Когда я поближе подошла, вдруг какой-то бледный лик мне заулыбался и закивал так ласково, что мое сердце растаяло. Оказывается, Мещеряков. И сразу всем объявил – это моя сотрудница, моя сотрудница! Шпаро спросил, когда я хочу ехать (с 3 июля) и с кислой миной объявил, что местов нет. Я напомнила ему разговор о гостинице и забронированных номерах. Он, видимо, досадуя, что мне приходится отказывать (отношение его ко мне, видимо, весьма благоприятное) кисло стал тянуть, что уже после разговора нашего положение изменилось и теперь уже ничего нет. < > Мещеряков сказал, что он всячески меня поддерживает, Шпаро уныло отвечал «Я  и сам ее поддерживаю» (не сверху ли поддержка?) и дело кончилось на том, что окончательное решение я узнаю через 3 примерно дня и что меня «постараются устроить». Впечатление самое мерзкое!  Кстати, как это со времени разговора со Шпаро могло что-нибудь измениться? Говорили мы в среду, комиссия заседает по вторникам, в следующий же вторник я была на комиссии. Если места действительно были, то, что же, они помимо комиссии  кого-нибудь устраивают!? Наверное, так!! … Думаю завтра или послезавтра позвонить им и все выяснить. ...  

Владимир Тольц: Шпаро был помощником управделами ЦЕКУБУ, а Мещеряков входил в редколлегию "Правды" и заведовал Госиздатом. Помните, у Булгакова писатели в МАССОЛИТе рассуждали про дачи? Блага были, но не для всех. Вот, у Нечкиной нашлась (или подразумевалась, что не так уж важно) какая-то "поддержка сверху". Она была очень идейная дама. Причем не кривила душой, а искренне и полностью разделяла. Изучала историю с марксистских позиций. Без газет никак не могла. Как раз когда она была в Теберде, в Москве завершился процесс по Шахтинскому делу, пятьдесят инженеров и техников обвинялись во вредительстве, пятеро получили смертные приговоры.  

16 июля 1928 г. Теберда

Публика здесь обычная цекубистская, т.е. на 70% сволочь. Очень любопытно было наблюдать впечатления ее  и реакцию на шахтинское дело. При встрече расскажу подробности. В общем, отношение обострилось, и еще резче прошла грань между советским и несоветским элементом. Тут у нас в «Джамагате» живут в нижнем этаже пионеры (кажется, кремлевский отряд какой-то) и любопытно наблюдать отношение. В День кооперации пришли они и от сельсовета с предложением устроить в помещении ЦЕКУБУ на большой террасе маленький вечер, ... отдыхающих цекубистов просили устроить маленький концерт, ведь у нас тут Нежданова, Голованов, Миронов и куча других артистов. Что поднялось, что сделалось, боже ты мой! И кодекс законов о труде вспомнили, что они де отдыхают, и карачаевцы де блох принесут, и лужайку вытопчут, и пыльно будет и еще что, прямо не вспомню. Музыкант один гордо публично заявил: «Ни перед пионерами, ни перед царствующей фамилией играть не буду!». Сволочь! После этого поверишь, что один профессор сказал, глядя на пионеров (мне передавали): «Счастливые комсомольцы! – А что? – Да они доживут до падения советской власти, а я не доживу!». Конечно, из Дня кооперации ничего не вышло, и пионеры что-то там отдельно организовывали на отдаленной лужайке. Особенно старался все разрушить один старый профессор, ваш, 1-й МГУ, он прямо чуть до истерики не дошел, и я сама видела, как у него руки дрожали.

Но надо сказать, что остальные 30 %  есть хорошие. Большинство молодежь. Один парень очень старался устроить кооперативный день. Этот дрожащий профессор кричит ему: «Да вы, конечно, партийный, это понятно!». А он-то был беспартийный и профессор влип. Есть кучка коммунистов ... больше связаны с И[нститутом] к[расной] п[рофессуры], и жены их  коммунистки. С ними хорошо, но к несчастью, сегодня они последний день, останется чуть ли не один человек. Окружение мое за столом – ужас! 3 старых девы – антисемитки (и не скрывают) и еще философию разводят. Они, конечно, тоже за кодекс законов о труде против кооперации. По их мнению, плевать в потолок и преподавать на рабфаке – никакой разницы, ибо «еще не доказано, для чего живет человек». Добавить к этому, что одна – преподавательница рабфака и как раз химии!  

Ольга Эдельман: В другом письме Нечкина сообщала мужу, что "с обслуживающим персоналом, особенно со сторожем, дворником и милиционером у меня очень хорошие отношения. А с цекубистами – неважные". В тех же письмах находится и объяснение, дополняющее (а может, и проясняющее) принципиальную идейную сторону ее отношения к "несоветской" интеллигенции. Нечкина комплексовала и была болезненно самолюбива: "Тебе, наверное, кажется: вот, Милка веселится, и все ездит с компаниями. Уверяю тебя, это только с виду. Ко мне вернулось мое  «девичье» настроение ... страшная угнетенность и тоска. Мне кажется, что я хуже всех, что я самая гадкая, некрасивая, что меня все чураются. И так всегда, в ЦЕКУБУ в особенности. Я всячески себя перемалываю, но прямо не знаю, что делать".  

Владимир Тольц: Оля, я думаю, что комплексы и интимные переживания могут что-то объяснять, но отнюдь не извинять. Допустим, "старые девы-антисемитки" могли быть и в самом деле неприятными особами. Но, кстати, была ли приятной особой сама Милица Васильевна, с этой ее прямолинейной и очень эмоциональной верноподданностью режиму? Ведь мы уже знаем из ее эпистолярного наследия, что рожденная в буржуазной профессорской семье Нечкина отдавалась пролетарской власти с той самозабвенностью и страстью, которые наблюдаются порой у некрасивых женщин, опасающихся, что их избранник к ним охладеет. 

Ольга Эдельман: Есть одна деталь, как мне кажется, очень характерная для идейных людей той эпохи (а может, для любых идейных людей?) Увлеченные идеей строительства коммунизма, они ко всему относились инструментально - и к людям, и к природе. Вот впечатления от экскурсии в горы: "Масса цветов, горные хребты, сосны, виден ледник Амманаус, гордость этих мест, одним словом, говорят, вылитая Швейцария. Да! И горные речки ... – шумливые, полные водопадов, кипят белым кипятком, и прямо через них сосны перекинуты  цельные вместо мостов. Ведь все будущее электричество!"  

Владимир Тольц: И отсюда - один шаг до знаменитой формулы "лес рубят - щепки летят". Но про «щепки» Нечкина и не вспомнила. Надо признать: она была совершенно искренна в своих излагаемых в интимной переписке чувствах и убеждениях. Искренне приветствовала приговор по шахтинскому делу. И последующие тоже. К сожалению, этот энтузиазм коммунистически образованной женщины разделяли тысчи читателей ее сочинений, и миллионы, их не читавшие. «Гвозди бы делать из этих людей…» Но «мудрый вождь» сделал из них винтики машины советского строя. – Уж очень по материалу подходили…