Основные тенденции динамики самоубийств в России

www.narcom.ru/ideas/socio/28.html

Я. Гилинский, Г. Румянцева

        Самоубийство – весьма сложный многоаспектный (философский, социальный, социологический, нравственный, юридический, религиозный, культурный, медицинский и проч.) междисциплинарный феномен. Мотивация суицидальных актов, их ближайшая непосредственная причина – это проблемы прежде всего психологические и социально-психологические.         
       Причины же самоубийства как социального явления, подчиняющегося определенным закономерностям, - предмет социологии...

·                     Предмет исследования

·                     Динамика самоубийств в России

·                     Самоубийство в системе индикаторов социального благополучия/ неблагополучия

·                     Литература

        Уровень самоубийств как следствие социального неблагополучия служит одним из важнейших индикаторов социального, экономического, политического состояния общества. К 1994 г. Россия вышла на одно из первых мест в мире по этому зловещему показателю.

       Крах каждой человеческой жизни трагичен. В 1994 г. добровольно ушло из жизни, по официальным данным, около 62 тыс. наших сограждан, в 1995 г. свыше 60 тыс. человек и в 1996 г. около 60 тыс. человек.

Одного этого достаточно, чтобы обратиться к более подробному рассмотрению проблем суицидального поведения в России.

        Как уже упоминалось в первой части монографии, самоубийство, суицид – умышленное лишение себя жизни. Не признается самоубийством лишение себя жизни лицом, не осознающим смысл своих действий или их последствий (невменяемые, дети в возрасте до пяти лет). В этом случае фиксируется смерть от несчастного случая.

Под самоубийством понимаются два разнопорядковых явления: во-первых, индивидуальный поведенческий акт, лишение себя жизни конкретным человеком; во-вторых, относительно массовое, статистически устойчивое социальное явление, заключающееся в том, что некоторое количество людей добровольно уходят из жизни. Как индивидуальный поступок самоубийство служит предметом психологии, этики, медицины; как социальное явление - предмет социологии, социальной психологии. В некоторых языках, включая английский, немецкий, русский, отсутствует дифференциация этих двух различных понятий. Поэтому лишь из контекста бывает ясно, идет ли речь о поступке человека или же о социальном феномене. В дальнейшем нами будет рассматриваться последний, социологический аспект самоубийства.

       Суицидальное поведение включает завершенное самоубийство, суицидальные попытки (покушения) и намерения (идеи). Эти формы обычно рассматриваются как стадии или же проявления одного феномена. Однако некоторые авторы относят завершенный и незавершенный суицид к различным, относительно самостоятельным явлениям, исходя, в частности, из того, что в ряде случаев покушения носят шантажный характер при отсутствии умысла на реальный уход из жизни.

         В самом широком смысле самоубийство - вид саморазрушительного, аутодеструктивного поведения (наряду с пьянством, курением, потреблением наркотиков, а также перееданием или же мотогонками). В более узком, медико-правовом смысле самоубийство означает вид насильственной смерти с указанием ее причины. Существует множество разновидностей суицидального поведения, а следовательно, и их классификаций по разным основаниям (причины, стадии, мотивы и др.)

        Э.Дюркгейм, автор первого фундаментального социологического труда, посвященного самоубийствам (1897), различал их по причинам: эгоистические (как результат недостаточной интеграции общества, ослабления связей между индивидом и обществом); альтруистические (ради действительного или мнимого блага других); аномические (в кризисном обществе, находящемся в состоянии аномии, когда старые нормы не действуют, новые отсутствуют или не усвоены населением, существует конфликт норм, “нормативный вакуум” и т.п.) [1].

        Последователь Дюркгейма М.Хальбвакс (М.Halbwachs) частично отходит от классификации учителя, предлагая различать самоубийство искупительное (самообвинение), проклинающее (протестное) и дезиллюзионное (результат разочарования, неудовлетворенности своим статусом и др.). Хальбвакс отрицает альтруистическое самоубийство, считая его самостоятельным феноменом самопожертвования [2].
Е.Шнайдман (E.Shneidman) выделяет три типа самоубийств: эготическое (самопорицающая депрессия), дуалистическое (следствие фрустрации, ненависти, стыда, гнева и т.п.). и "выламывающийся" (ageneratic) – результат "выпадения" из поколенческих, родственных связей, сетей [3, p. 25 – 26].

       По стадиям или по определенности намерений Дорпат и Босвелл (Dorpat, Boswell) различают суицид жеста или демонстративный, противоречивое (“колеблющееся”) покушение на свою жизнь, серьезное покушение и завершенное самоубийство [4, р.30].

       Л.Векштайн (L.Wekstein) приводит классификацию - перечень, насчитывающий тридцать видов суицидального поведения, включая хронический суицид лиц, имеющих алкогольные или наркотические проблемы; суицид “по небрежности” (когда суицидент игнорирует реальные факторы); рациональный суицид; психотический; экзистенциальный и др. [4, р. 27 – 30].

     Бэгли (Bagley) с соавторами выделяет суицид как следствие хронической депрессии; социопатический и старческий или “гандикапный”. А.Бэхлер (A.Baechler) различает самоубийство эскапистское (бегство, уход); агрессивное; жертвенное и “нелепое” (следствие самоутверждения в деятельности, сопряженной с риском гибели) [5, р. 77].

      Отечественная классификация предпринята В.Тихоненко [6].

        Самоубийство - весьма сложный, многоаспектный (философский, психологический, нравственный, юридический, религиозный, культурологический, медицинский и пр.) междисциплинарный феномен.

        Каждый индивидуальный суицидальный акт имеет свои истоки, мотивы, может объясняться социально-психологической дезадаптацией личности [7], депривацией, фрустрацией, психическими отклонениями и т.п.

Однако воспроизводство относительно постоянного (статистически устойчивого) для каждого конкретного общества числа добровольных смертей, динамика количества и уровня самоубийств в зависимости от экономических, политических, социальных изменений свидетельствуют о социальной природе этого феномена. В мире животных суицидальное поведение либо не наблюдается вовсе, либо ограничивается редкими нетипичными актами, носящими не осознанный, а инстинктивный характер (так, можно весьма условно расценивать как “самоубийство” самопожертвование самки ради спасения детенышей). Не случайно Ж.-П.Сартр усматривал отличие человека от животного в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.

       Социальная природа самоубийства не вызывала сомнений у Э.Дюркгейма. Г.Бокль в середине прошлого века справедливо заметил: ”Самоубийство есть продукт известного состояния всего общества” [8, с. 30].

       Обоснование социологического подхода в исследовании суицидального поведения см. в [9], а история социологического исследования самоубийств в российской науке частично изложена как в Части I предлагаемого исследования, так и в [10].

       Не останавливаясь на социологических концепциях суицида [1; 3; 4; 9; 11; 12, р. 217 – 246, и др.], отметим некоторые закономерности, необходимые для последующего изложения темы.

        Количество и уровень (обычно в расчете на 100 тыс. населения) самоубийств, как показал Дюркгейм, находятся в обратной корреляционной зависимости от степени интеграции, сплоченности общества. Поэтому, по Дюркгейму, уровень самоубийств в католических странах ниже, чем в протестантских. И в наши дни наблюдается более низкий уровень самоубийств в странах с господством католицизма (Италия, 1992 - 7,9; Испания, 1992 - 9,6; Португалия, 1994 - 7,4), чем в протестантских странах (Австрия, 1993 - 21,3; Дания, 1993 - 22,3; Финляндия, 1994 - 27,2; Чехия, 1993 - 18,6 и др.) [13].

       По той же причине во время войн снижается уровень самоубийств (сплочение общества перед лицом общей опасности, общего врага). Об этом свидетельствует динамика суицида во время войн [1], включая Первую [11, с. 442 – 460] и Вторую [14] мировую.

       Уровень самоубийств повышается в годы экономических кризисов, депрессий и роста безработицы [1, с. 223 и след.]. Так, на протяжении почти всего ХХ столетия уровень самоубийств в США был весьма стабилен: 10-12 на 100 тыс. населения. И лишь в годы Великой депрессии этот уровень увеличился до 17,5 (1932).

Как все виды социальных девиаций, самоубийства чутко реагируют на степень социальной и экономической дифференциации населения и темпы ее изменения [15]. Чем выше степень дифференциации, тем выше показатели суицидального поведения. Особенно “самоубийственно” резкое снижение социального статуса (“комплекс короля Лира”). Поэтому относительно высок уровень самоубийств в первые месяцы у солдат срочной службы, среди демобилизованных офицеров, у лиц, взятых под стражу.

      Будучи в конечном счете следствием отсутствия или утраты смысла жизни (“экзистенциальный вакуум”, по В.Франклу [16]), самоубийства растут в годы идеологических кризисов, “смены вех”.

На уровень самоубийств влияет историко-культурологический фактор: насколько данная культура предлагает, подсказывает суицидальную модель возможного “разрешения” кризисной ситуации. Может быть, поэтому традиционно высок уровень самоубийств среди жителей стран угро-финской группы (Венгрия, 1994 - 35,3; Финляндия, 1994 - 27,2; Эстония, 1994 – 40,9; Удмуртия, 1986 - 41,1), а уровень самоубийств у черного населения США значительно ниже, чем у белого, хотя социально-экономические различия заставляют предположить обратное [17, р. 279].

       В некоторых культурах сложился ритуал добровольного ухода из жизни: японское сэппуку (ошибочно именуемое харакири), сати индийских вдов и др. Наконец, неодинаковое распределение самоубийств среди различных социально-демографических групп населения также свидетельствует о социальной природе самоубийств [15, с. 103 – 112].

       Конечно, сказанное не исключает роли других, не социальных факторов. Так, на уровне индивидуального поведения несомненно значение психологических характеристик индивида [9; и др.].

       При прочих равных условиях уровень и динамика суицидального поведения может зависеть и от космических факторов (солнечная активность, геомагнитные бури и т.п.) [19, с. 120 – 122, 394 – 398 и др.].

          Как “продукт состояния общества”, самоубийства, точнее их уровень и динамика, служат наравне с убийствами одним из важнейших индикаторов социальной, экономической, политической ситуации и ее изменений, “барометром” жизнедеятельности общества, его благополучия (или неблагополучия).

        Вот, в частности, почему так важно изучать и постоянно отслеживать (мониторинг) динамику суицидальных проявлений, изменений в поло-возрастном, социальном составе суицидентов и т.п. К сожалению, на этом пути отечественных исследователей ожидают большие трудности. Если по многим другим показателям мы имеем дело с “лукавыми цифрами”, нуждающимися в значительной коррекции, то по самоубийствам за длительные промежутки времени данные вообще не публиковались. И даже сегодня легче получить сведения о преступности в стране (ежегодные статистические сборники “Преступность и правонарушения”), чем более или менее полную информацию о самоубийствах. Официальным источником зарегистрированных смертей от самоубийств являются сведения, публикуемые в ежегодниках Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) [13], но данные по России начали публиковаться лишь с 1988 г. (ежегодник 1994 г.), а сами ежегодники выходят в Женеве и поступают в отечественные библиотеки со значительным запозданием (так ежегодник ВОЗ, вышедший в 1995 г., публикует данные о России и других странах до 1994 г. включительно).

      Еще сложнее собрать сведения за длительный временной период. Лишь с 1922 по 1926 г. публиковались данные Отдела моральной статистики при ЦСУ о самоубийствах в советской России и СССР.

       Мы не располагаем более или менее достоверными сведениями о самоубийствах в России (или СССР) с 1927 по 1965 г. Не всегда сопоставимы цифры, приводимые различными источниками.

Вместе с тем, даже имеющиеся данные в своей динамике и в сопоставлении с другими странами заслуживают внимания.

       Самоубийства в России до 1917 года. Представления о количестве, уровне и динамике завершенных самоубийств в России дают абсолютные цифры за 1803 – 1841 гг. (табл. 16), уровень за ряд лет и доля смертей в результате самоубийств в общем количестве умерших [21, с. 13 – 16].

Таблица 16
Количество завершенных самоубийств в России (1803–1841)

Год	Количество самоубийств	Год	Количество самоубийств
1803	582	1833	1341
1819	856	1834	1441
1820	894	1835	1626
1825	1066	1836	1532
1826	966	1837	1498
1827	1176	1838	1559
1828	1248	1839	1326
1829	1283	1840	1718
1830	1141	1841	1322
1831	1104

      Уровень самоубийств (на 100 тыс. жителей) составлял в 1803 г. - 1,7; 1829 - 2,6; 1838 - 2,9.

      Доля смертей в результате самоубийства в общем количестве умерших колебалась от 0,06% в 1831 и 1841 гг., до 0,09% (1827, 1828, 1834 - 1838, 1840 гг.).

       Для сравнения во Франции в 1831 г. уровень самоубийств составил 6,4, а доля смертей от самоубийств достигла 0,2% (в 1836 г. соответственно 6,9 и 0,3%).

          Разумеется, самоубийства неравномерно распределены в пространстве (по территории страны) [20, с. 20 – 26]. Повышенное число и уровень самоубийств наблюдались в двух столичных городах.

Год	С.-Петербург	Москва
1834	36	21
1835	43	18
1836	33	21
1837	23	14
1838	24	20
1839	26	14
1840	24	17
1841	30	14

     Уровень самоубийств в 1838 г. составлял в С.-Петербурге - 5,1, в Москве - 5,7 (здесь и далее уровень самоубийств приводится в расчете на 100 тыс. населения).

      Самые высокие показатели самоубийств за 30 – 40-е гг. прошлого столетия отмечались в Минской губ., С.-Петербурге, Волынской, Подольской губ. и в Эстландии (перечислены в порядке убывания уровня), самые низкие - в Вологодской, Саратовской, Оренбургской губ. (перечислены в порядке возрастания уровня).

      Доля женских завершенных самоубийств, по неполным данным, составила в 1821 - 1822 гг. - 21%, 1844 – 1846 гг. - 23%, 1870 – 1874 гг. - 25%, 1875 - 1880 гг. - 25,5%, 1881 - 1890 гг. - 29%, 1891 - 1899 гг. - 32% [20, с. 41; 21, с. 14–16]. Сравнительно низкий уровень женских самоубийств К.Веселовский объясняет пластичностью женщин и обращенностью их души внутрь себя в отличие от мужчин, которые находятся в борьбе с миром и самими собой [20, с. 39]. Вместе с тем доля женских самоубийств постепенно возрастает.

      В 40-е гг. XIX в. максимальное число самоубийств приходится на возраст 21 - 28 лет, далее 28 - 35 лет, 14 - 21 год, 60 - 70 лет. Впрочем, это не полные данные [20, с. 41].

     Сезонное распределение самоубийств в 30-е - 40-е гг. вполне соответствует закономерности, выявленной еще Дюркгеймом: весенне-летний пик (60% в 1844 - 1846 гг., 55% в 1831 г.) при осенне-зимнем минимуме (зимой 1831 г. - 19,8%, в 40-е гг. - 18,4%).

     По способам самоубийств первое место занимает самоповешение (1831 г. - свыше 79% общего числа, 1844 - 1846 гг. - свыше 81%), далее с большим отрывом следуют: применение огнестрельного оружия (соответственно около 9% и около 8%), с помощью холодного оружия (более 8%, около 7%), утопление (3,1 - 3,2%), отравление (0,6 - 0,5%), падение с высоты (0,3%), применение угарного газа (0,03%) [20, с. 54–55].

Количество семейных суицидентов почти в два раза превышает число холостых (1841–1844), а неграмотных в 8,1 раза больше грамотных (1834–1844).

       Начало XX в. в России отмечено политическим кризисом, ростом протестных (“революционных”) акций.

       К сожалению, динамику самоубийств в эти годы мы можем проиллюстрировать лишь на примере столичных городов [21, с. 8; 22, с. 15].

Год	С.-Петербург	Москва
1910-1913	30,1	18,9
1913	29	21
1914	21,1	-
1915	10,7	10,6
1916	11,0	-
1917	10,5	6,8

     Еще выше уровень самоубийств в Одессе (1913 г. – 33; 1914 г. – 27).

     Снижение уровня самоубийств в 1915–1917 гг. – результат вступления страны в мировую войну.

      Годы политического кризиса, “реакции” губительно сказываются на молодом поколении. Доля молодежи в возрасте до 30 лет среди самоубийц возросла до 62,6% в Санкт-Петербурге (1906 - 1910), 73,9% в Москве (1908 - 1909), 74,7% в Одессе [23, с. 57].

       В целом досоветская Россия относилась к числу стран с невысоким количеством и уровнем самоубийств (так, например, уровень завершенных самоубийств в 60 - 70-е гг. прошлого столетия составляет в Англии и Уэльсе порядка 7,0; в Бельгии - 6,6; Норвегии - 7,6; Швеции - 8,5; Франции - 15; а в Дании - около 27 [1, с. 55]).

        Самоубийства в России в 20-е гг. Благодаря усилиям М.Н. Гернета, в 20-е гг. в рамках Центрального статистического управления (ЦСУ) СССР был образован Отдел моральной статистики, учитывающий, помимо прочих проявлений девиантного поведения, самоубийства. Из нескольких выпусков, подготовленных отделом, и трудов самого Гернета мы получаем уникальную по своей полноте и аналитическим возможностям информацию [11; 21; 24; 25; 26].

       Общие сведения о самоубийствах в Российской Федерации за 1923-1926 гг. представлены в табл. 17 [24, с. 8]. Хотя, как и следовало ожидать, количество самоубийств в России увеличивается, однако это происходит во всем мире, и Россия продолжает пока оставаться в числе стран с невысоким уровнем суицидального поведения. Так, в 1921–1925 гг. уровень завершенных самоубийств составлял: Англия и Уэльс - 9,4; Австрия - 27,3; Бельгия - 18; Венгрия - 27,9; Германия - 22,3; Голландия - 6,2; Дания - 14,1; Италия - 8,4; Норвегия - 5,8; Финляндия - 12,4; Франция -19,5; Швеция - 14,6; Швейцария - 23,5 и т.п. В СССР уровень самоубийств в 1925 г. - 8,6, в 1926 г. - 7,8.

Таблица 17
Количество и уровень самоубийств в России (1923–1926)

	1923	1924	1925	1926
Мужчины	2546	3010	3943	4185
Женщины	1464	1671	1903	1749
Всего	4010	4681	5846	5934
Общий уровень (на 100 тыс.чел.)	4,4	5,1	6,3	6,4

       Относительно быстрее растут самоубийства в столицах (табл. 18 [21, с. 13; 22, с. 15; 24, с. 8]).

Таблица 18
Уровень завершенных самоубийств в Санкт-Петербурге и Москве (1917–1926)

Год	С.-Петербург	Москва
1917	10,5	6,8
1918	-	7,9
1919	23,7	8,5
1920	24,7	6,2
1921	27,8	9,4
1922	29,9	13,9
1923	32,6	23,0
1924	32,1	33,7
1925	34,4	17,5
1926	35,9	25,8

       Как явствует из приведенных данных, Санкт-Петербург (Петроград) быстро и остро “отреагировал” на Октябрьский переворот 1917 г. и последующие катаклизмы. В Москве “суицидальная реакция” наступает несколько позднее (с 1922 г.).

        Доля женских самоубийств составила в 1923 г. - 36,5%, в 1924 г. - 35,7, в 1925 г. - 32,5%, в 1926 г. - 29,5%. В 1924 г. доля женских самоубийств в Англии и Уэльсе - 29%, в Дании - 28, в Италии и Голландии свыше 26%.

Половозрастное распределение самоубийств представлено (на примере 1926 г.) в табл. 19 [24, с. 11].

Таблица 19
Половозрастное распределение уровня самоубийств в России (1926)

       Обращает на себя внимание очень высокий уровень самоубийств молодежи (возрастные группы 20 - 24 года, 25 - 29 лет, 18 - 19 лет). Отмечается более высокий уровень суицида горожан, особенно в российских столицах, по сравнению с сельским населением.

       Общий уровень самоубийств в 1926 г. в Москве и Ленинграде составил 41,8 среди мужчин, 19,5 среди женщин, в других городах соответственно 26,4 и 11,0, в сельской местности - 7,3 и 2,4.

         Среди способов добровольного ухода из жизни (1926) первое место по-прежнему занимает повешение - 49,7%, далее следуют: с помощью огнестрельного оружия - 23,9%, отравление - 14,6, утопление - 4, с помощью холодного оружия и путем попадания под транспорт - по 3, падение с высоты - 0,5, иное - 2% [24, с. 39].

        При этом городские женщины предпочитают отравление (оно выходит на первое место среди других способов), а мужчины и сельские жительницы - повешение.

        В 20-е гг. подтверждается весенне-летний пик самоубийств (свыше 57%), максимум их приходится на июнь, минимум - в январе.

          По дням недели в городах наиболее “суицидогенны” понедельник и среда, самый благополучный день - воскресенье, в сельской местности максимум самоубийств приходится на воскресенье и понедельник.    Гипотетически можно связать такое недельное распределение (максимум - в понедельник) с похмельным синдромом.

        В течение суток число самоубийств увеличивается от утра (4 - 9 час. – минимум) к ночи (23 - 3 час.) – вечеру (16 - 21 час.) с максимумом днем (10 - 15 час.).

       Самоубийства в России после Второй мировой войны. Общие сведения о зарегистрированных самоубийствах в СССР, России [13; 27] и в Санкт-Петербурге [28, 29] представлены в табл. 20. Понятно, что данные по СССР приводятся до года его распада. К сожалению, мы не располагаем официальными сведениями по России и Петербургу до 80-х гг. Однако основные тенденции динамики завершенных самоубийств прослеживаются вполне определенно.

        В 1965 г. - период хрущевской “оттепели” - уровень самоубийств в СССР не очень высок и соответствует среднеевропейским показателям. Затем начинается рост количества и уровня самоубийств, достигая максимума (29,7 в СССР, 38,7 в России, 24,2 в Петербурге) в 1984 г. - пик “застоя”, оказавшегося столь губительным для людей. В 1984 г. Россия вышла на одно из первых мест в мире по уровню самоубийств (после Венгрии) среди стран, дающих сведения во Всемирную организацию здравоохранения (ВОЗ) о количестве умерших и причинах их смерти. Как видим, уровень самоубийств служит более надежным показателем социальной ситуации, чем воспоминания о дешевой колбасе и водке.

Таблица 20
Количество и уровень завершенных самоубийств в СССР, России и Санкт-Петербурге (1965–1996)

Годы	СССР		Российская Федерация		Санкт-Петербург
	Абсолютное количество (в тыс.)	Уровень	Абсолютное количество (в тыс.)	Уровень	Абсолютное количество	Уровень
1965	39,5	17,1	-	-	-	-
1970	56,1	23,1	-	-	-	-
1975	65,7	25,8	-	-	-	-
1980	71,3	28,9	-	-	1098	23,7
1984	81,4	29,7	54,0	38,8	1 170	24,2
1985	68,1	24,6	44,6	31,1	1 022	21,0
1986	52,8	18,9	33,3	23,1	903	18,4
1987	54,1	19,1	35,7	23,3	796	16,1
1988	55,5	19,5	38,0	24,4	859	17,2
1989	60,3	21,0	38,0	38,0	892	17,7
1990	60,8	21,1	39,2	39,2	924	18,4
1991	-	-	39,4	39,4	1 002	20,0
1992	-	-	46,1	46,1	1 115	22,4
1993	-	-	56,1	38,1	1 182	24,0
1994	-	-	61,9	42,1	1 141	23,6
1995	-	-	60,9	41,4	1 123	23,3
1996	-	-	57,8	39,3	971	20,2

      С первого года горбачевской перестройки сокращается уровень самоубийств, достигая минимальных показателей в 1986 (СССР, Россия), 1987 (Петербург) гг. У людей появилась надежда на улучшение удушливой атмосферы экономической, политической, социальной стагнации.

      Однако эйфория продолжалась недолго. С 1988 г. начинается медленный, постепенный рост самоубийств с последующим резким скачком в 1992 г. (на 17% в России и на 12% в Петербурге). В 1993 г. в России уровень самоубийств (38,1) почти достигает “рекордного” показателя 1984 г. (38,7), и Россия делит с Эстонией (38,1) 4-5 места в мире (после Латвии - 42,3, Литвы - 42,1 и Венгрии - 39,8). А показатели 1994 и 1995 гг. (свыше 40) оказываются экстремальными (выше 40 фиксировался уровень только в Венгрии в 1980-1989 гг.). В 1994 г. Россия (41,8) выходит на второе место в мире (после Литвы - 45,8) [12].

       Доля смертей в результате самоубийств в общем количестве умерших составила: 1990 г. - 2,4%, 1991 г. - 2,3, 1992 г. - 2,6; 1993 - 2,6, 1994 г. - 2,7%. Сто пятьдесят лет назад этот показатель в России равнялся 0,06 - 0,09%.
Неслучайный характер тренда завершенных самоубийств в России, их зависимость от социальных, экономических, политических условий можно проследить в сравнении с динамикой самоубийств в некоторых странах бывшего “социалистического лагеря” (табл. 21).

Единство судеб определяло относительно общий характер трендов добровольного тотального ухода из “лагеря” [15, с. 98 – 103].

Таблица 21
Уровень завершенных самоубийств в странах Восточной Европы (1956 - 1994)

Страны	1956	1960	1965	1975	1980	1981	1982	1983	1984
Болгария		8,0	9,2	12,9	13,6	13,6	15,3	13,5	10,9
Венгрия	19,6	24,9	29,8	38,5	44,9	45,6	43,5	45,9	45,9
Польша	5,6	8,0	9,1	11,4				12,4	14,0
Чехословакия		24,9	21,2	21,9		19,8	19,9	19,2	18,5
Болгария	16,4	15,8	16,8	16,3	16,4	14,9	21,1	17,3	17,3
Венгрия	44,4	45,4	45,1	41,3	41,5	39,7	38,8	39,8	35,3
Польша	13,3	13,0	13,3	9,6	11,4	13,0	14,9	14,6	14,3
Чехословакия	18,9	19,2	17,8	17,7	17,7	17,8
Чехия							19,3	18,6	-
Словакия								30,8	-

      Для Болгарии, Венгрии, Польши, так же как и для СССР – России, характерно значительное возрастание уровня самоубийств с середины 50-х гг. до 80-х гг. (по мере “упрочения социализма”?) с максимумом в 1983 – 1986 гг., затем некоторое снижение показателей и новый рост с 1989 и в 1992 – 1993 гг.

       ГДР лишь изредка представляла сведения о смертности в ВОЗ. Однако данные за имеющиеся годы (1965 г. - 28,5; 1977 - 1978 гг. - 36,2; 1989 г. - 25,8) вполне отвечают вышеназванным тенденциям. Лишь в Чехословакии тренд носит сглаженный характер с тенденцией к постепенному снижению уровня самоубийств.

      Румыния (так же как “социалистические страны” Юго-Восточной Азии - Вьетнам, Северная Корея) не давала сведений о смертности в ВОЗ, и мы располагаем лишь данными за 1992 г. (11,6).

         Заметим, наконец, что в республиках бывшего СССР прослеживается рост уровня самоубийств в “постперестроечное” время: за период с 1988 по 1993 г. в Казахстане с 17,0 до 23,5, в Латвии с 23,1 до 42,3 (в 1994 г. - 40,6), в Литве с 26,6 до 42,1 (в 1994 г. - 45,8), в Эстонии с 24,3 до 38,1, а в 1994 г. - 40,9 (при этом с 1984 по 1988 г. уровень самоубийств снижался с 32,9 до 24,3 [29]); в Белоруссии с 1989 по 1993 г. наблюдался рост с 21,7 до 28,0.

        Соотношение женских и мужских завершенных самоубийств в России близко к мировым: 1:3, 1:4. Однако, за последние годы темпы роста самоубийств мужчин превышают темпы роста женских самоубийств, в результате чего доля последних составила: 1988 г. - 24,9%, 1989 г. - 22,5, 1990 г. - 22,4, 1991 г. - 21,6, 1992 г. - 19,7, 1993 г. - 18,0, 1994 г. - 16,8%. Очевидно, это свидетельствует, во-первых, об относительно больших психотравмирующих нагрузках на мужчин, а во-вторых, о большей пластичности и адаптивности женщин к условиям социального бытия. Об этом же говорит и увеличивающийся разрыв в ожидаемой продолжительности жизни мужчин (1987 г. - 65 лет, 1994 г. - 58 лет,) и женщин (1987 г. - 75 лет, 1994 г. - 71 год) [27]. Среди покушавшихся на свою жизнь доля женщин, по данным региональных исследований, существенно выше.

      Возрастнаяструктура завершенных самоубийств в России в рассматриваемый период в целом соответствует мировым тенденциям (в отличие от начала века, когда необычайно высок был уровень самоубийств молодежи): возрастание уровня самоубийств с возрастом до группы 50 - 59 лет, небольшое снижение среди 60 - 69 летних и вновь рост для группы старше 70 лет (подробнее см.: [15, с. 105 – 109]). При этом, разумеется, возможны некоторые отклонения. Так, у женщин в некоторые годы отсутствует снижение уровня самоубийств в возрасте 60–69-летних, а у мужчин в 1994 г. наблюдается рост суицида в старшей возрастной группе (70 лет и старше). В 1996 г. отмечается самый высокий за предшествующие десять лет показатель самоубийств у мужчин в возрасте 20–24 лет (72,9 на 100 тыс. человек соответствующего пола и возраста).

       Приведем в качестве типичного возрастное распределение уровня самоубийств в 1993 г. (табл. 22) [27, с. 36].

Таблица 22
Половозрастное распределение уровня (на 100 тыс. соответствующего пола и возраста) завершенных самоубийств в России в 1993 г.

Возраст	Мужчины	Женщины
Моложе 20 лет	9,2	2,3
20-24	52,2	8,1
25-29	73,5	9,7
30-39	92,8	11,8
40-49	103,8	15,7
50-59	118,4	18,9
60-69	87,7	20,7
70 и старше	103,6	29,4
Всего умерших	66,2	12,9

       Нельзя не отметить очень высокий суицидальный риск мужчин зрелого возраста (30 - 59 лет). Возрастная структура покушавшихся на свою жизнь существенно иная: наиболее высокие показатели, по данным региональных исследований (А.Амбрумова, С.Бородин, Я.Гилинский, А.Михлин, Л.Смолинский и др.), среди возрастных групп 20 - 24 года и моложе 20 лет. Очевидно, повышенная импульсивность молодых, их незакаленность в житейских бурях быстрее приводят к эмоциональным поступкам, включая суицидальные, но в силу тех же обстоятельств и “стихийности” покушения, чаще всего не завершаются летальным исходом.

       Еще недавно многие исследователи отмечали относительно более высокий уровень самоубийств в России среди горожан. Однако статистика последних лет свидетельствует об обратном. Так, в 1986 г. уровень завершенных самоубийств (на 100 тыс. соответствующей группы населения - городского, сельского) составлял среди горожан 21,2, среди сельского населения - 27,5, т. е. на 29,7% больше [31, с. 75]. В 1987 г. уровень самоубийств в городах - областных центрах различных регионов России был представлен следующим образом (в порядке убывания): самый высокий уровень (23,4) в Восточно-Сибирском регионе, далее следуют Северный (22,4), Уральский (22,3), Дальневосточный (21,7), Западно-Сибирский (21,2), Прибалтийский (21,1), Поволжский (20,9), Волго-Вятский (18,0), Центральный (16,6), Северо-Западный (15,5), Центрально-Черноземный (14,7), Северо-Кавказский (10,6) [31, с. 78]. В 1994–1996 гг. коэффициент смертности от самоубийств среди сельского населения превысил 50, для городского населения колеблется от 35,4 до 37,9 (на 100 тыс. населения).

      Статистика не дает ответа на вопрос о роли иных социально-демографических факторов в генезисе социального поведения. Наши и московские исследования 70 - 80-х гг. [9; 32, с. 109–112] позволяют обозначить некоторые тенденции.

       Наличие семьи - в целом антисуицидальный фактор. Уровень самоубийств среди несемейных, одиноких обычно выше. С другой стороны, семейные конфликты могут сами стать поводом трагического выбора. Эта двойственная роль семьи (без семьи - плохо, плохая семья - еще хуже) проявляется в мотивации суицидальных актов. По данным А. Амбрумовой (Москва) и Я. Гилинского, Л. Смолинского (С.-Петербург), выявлены: высокий процент самоубийств по мотивам, связанным с одиночеством или же семейным конфликтом; преобладание мотивов, зависящих от конфликтов в семье; более значимый для мужчин мотив конфликтности в семье при более значимом для женщин мотиве одиночества.

      Среди суицидентов преобладают лица с относительно невысоким образовательным уровнем и относительно низким социальным статусом (рабочие, безработные, неработающие и неучащиеся). К группам повышенного суицидального риска относятся также военнослужащие срочной службы (до 70% всех самоубийств в армии приходятся на первый год службы), заключенные (60% всех самоубийств в течение первых трех месяцев и в последние месяцы перед освобождением), офицеры в отставке и лица, вышедшие на пенсию. Очевидно, наиболее “суицидоопасен” не столько определенный (пусть низкий) статус, сколько его изменение, утрата положения, занимаемого в обществе (“комплекс короля Лира”).

      Отметим, наконец, что результаты наших исследований вновь подтвердили закономерность сезонного распределения самоубийств: весенне-летний максимум при осенне-зимнем минимуме [9; 33].

Сохранились российские тенденции, относящиеся к способу ухода из жизни: на первом месте - самоповешение, на втором - отравление (с несколько более высокими показателями у женщин), далее следует применение холодного оружия, падение с высоты, применение огнестрельного оружия (у мужчин) и утопление (у женщин). По сравнению с XIX в. сократилась роль огнестрельного оружия, однако в последнее время его значение как способа самоубийства вновь возрастает.

      Давно было замечено, что суицидальное поведение служит важным и тонким индикатором социального, экономического, политического состояния общества [8 и др.]. Нам кажется, что проанализированные выше сведения о самоубийствах в России XIX - XX вв. лишь подтверждают этот тезис.

       Издавна убийства и самоубийства рассматриваются как взаимосвязанные показатели социального благополучия /неблагополучия. Предлагается рассматривать сумму уровня убийств и самоубийств как интегральный индикатор уровня социальной патологии [31]. Тогда, например, уровень социальной патологии увеличился в России с 1980 по 1993 г. с 34,1 (9,7 + 24,4) до 68,7 (30,6 + 38,1), т. е. более чем в два раза за пять лет. Для сравнения – уровень социальной патологии за те же годы уменьшился в Австрии с 25,5 (24,4 + 1,1) до 22,6 (21,3 + 1,3), в Дании с 28,2 (27,0 + 1,2) до 23,5 (22,3 + 1,2), в Канаде с 28,2 (27,0 + 1,2) до 23,5 (22,3 + 1,2), во Франции с 21,9 (20,9 + 1,0) до 21,3 (20,3 + 1,0) и т. п.

      Мы попытались применить частное от деления уровня убийств на уровень самоубийств в качестве одного из возможных социальных показателей, характеризующих как степень социального благополучия/неблагополучия, так и классифицирующий индикатор степени “цивилизованности” - “социальности”, заимствуя терминологию А.Зиновьева [34, с. 127 – 128]. При этом мы исходили из того, что, во-первых, убийства и самоубийства суть два проявления агрессии. Во-вторых, оба эти явления социально обусловлены и имеют относительно низкую латентность. В-третьих, оба социальных феномена представляются наиболее экстремальными способами “разрешения” социальных и личностных конфликтов. В-четвертых, самоубийство служит более “цивилизованной” и достойной человека реакцией, нежели убийство.

       Нам кажется весьма примечательным, что обнаруживается некая печальная преемственность высокого (и все увеличивающегося) показателя “социальности” (нецивилизованности) в России последних лет (табл. 23) и удивительного для Европы XIX в. превышения количества и уровня самоубийств над самоубийствами в России еще в 1825 - 1831 гг., а также в славянских землях Австрии (Далмация, Иллирия, Семиградская область) [20, с. 35–36]. Впрочем, это уже предмет специальных самостоятельных исследований.

Таблица 23
Уровень смертности от убийств и самоубийств в России (1988 - 1993)

Год	Уровень смертности от убийств	Уровень смертности от самоубийств	Соотношение уровней смертности
1988	9,7	24,4	0,39
1989	12,6	25,8	0,49
1990	14,3	26,4	0,54
1991	15,2	26,5	0,57
1992	22,8	31,0	0,74
1993	30,6	38,1	0,80

     Напомним, что в 1992–1994 гг. соотношение уровеней смертности от убийств и самоубийств составлял: в Австрии - 0,06; в Болгарии - 0,26; в Дании - 0,05; в Нидерландах - 0,12; в Норвегии - 0,08; в Польше - 0,18; в Финляндии - 0,12; во Франции - 0,05; в Швеции - 0,08; в Японии - 0,04. Высок этот показатель в США - 0,85, Мексике - 7,52, Пуэрто-Рико - 2,72.

Рост уровней убийств и самоубийств в России, резкое (более чем в два раза за пять лет) увеличение и значения интегрального показателя социальной патологии, и индикатора цивилизованности-социальности лишний раз свидетельствуют о глубочайшем и всестороннем (тотальном) кризисе современной России, заставляя еще и еще раз задуматься о причинах происходящего и путях выхода из кризиса (если это еще возможно).

Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. М., 1994.     
Halbwachs M. Les Causes du Suicide. Paris, 1930.   
Shneidman E. Definition of Suicide. Jason Aronson Inc., 1994.            
Lester D. Understanding Suicide: a Case Study Approach. New York, Inc., 1993.            
Тихоненко В.А. Классификация суицидальных проявлений // Актуальные проблемы суицидологии / Ред. А.Портнов М., 1978. С. 59–71.  
Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А. Суицид как феномен социально-психологической дезадаптации личности // Там же. С. 6–28.               
Бокль Г. История цивилизации в Англии. СПб., 1986. Т. 1, ч. 1.       
Гилинский Я.И. Самоубийство как социальное явление // Проблемы борьбы с девиантным поведением / Ред. Б.Левин. М., 1989. С. 44–68.  
Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения и социального контроля // Социология в России / Ред. В.А.Ядов. 2-е изд. М., 1998. С. 587–609.            
ГернетМ.Н.Избранныепроизведения. М., 1974. 
Palmer S., Humpherey J. Deviant Behavior: Patterns, Source and Control. New York; London, 1990.       
World Health Statistics. 1995. Geneva, 1996.            
Podgorecki A. Patologia zycia spolecznego. Warszawa, 1969.              
Гилинский Я., Афанасьев В. Социология девиантного (отклоняющегося) поведения: Учебное пособие. СПб., 1993.  
ФранклВ.Человеквпоискахсмысла. М., 1990.    
Akers R. Deviant Behavior: A Social Learning Approach. Belmont (California), 1985.   
Амбрумова А.Г., Ратинов А.Р. Мультидисциплинарное исследование агрессивного и аутоагрессивного типа личности // Комплексные исследования в суицидологии М., 1986. С. 26–44.   
Чижевский А.Л. Космический пульс жизни. М., 1995.        
Веселовский К.С. Опыты нравственной статистики в России. СПб., 1847.  
Самоубийства в СССР: 1922-1925. М., 1927.        
Бруханский Н.П. Самоубийцы. Л., 1927.  
Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма. СПб., 1911. Т. 8., Вып. 3.
Самоубийства в СССР в 1925 и 1926 годах. М., 1929.       
Гернет М.Н. Моральная статистика: (Уголовная статистика и статистика самоубийств). М., 1992.
Гернет М.Н. Преступность и самоубийство во время войны и после нее. М., 1927. 
Российский статистический ежегодник. 1996: Статистический сборник. М., 1997. 
Основные показатели демографических процессов в Санкт-Петербурге и Ленинградской области. СПб., 1997.        
Население Санкт-Петербурга. СПб., 1994.            
Кельник А. Самоубийство в Эстонии: Тенденции и динамика // Теоретические проблемы изучения территориальных различий в преступности/ Ред. Э.Раска. Тарту, 1989. С. 129–140.       
Смидович С.Г. Самоубийства в зеркале статистики // Социолог. исследования. 1990. №4. С. 74–79.              
Амбрумова А.Г., Бородин С.В., Михлин А.С. Предупреждение самоубийств. М., 1980.           
Гилинский Я., Смолинский Л., Проскурнина Н. Социальные и медико-психологические проблемы суицидального поведения молодежи // Отклоняющееся поведение молодежи / Ред. Э.Раска. Таллин, 1979. С. 91–104.               
Гилинский Я.И. Девиантное поведение в Санкт-Петербурге: На фоне российской действительности эпохи постперестройки // Мир России. 1995. № 2. Т. 4. С. 118–131.