1929 год в биографии Мандельштама

magazines.russ.ru/nlo/2002/58/ust.html

1929 ГОД В БИОГРАФИИ МАНДЕЛЬШТАМА

Устинов А.

      1929 год был переломным в советской литературной политике. Это год «выравнивания» литературных изгибов: год кампании против Пильняка и Замятина, разгрома ГАХНа, год закрытия Союза поэтов, на протяжении пяти лет демонстрировавшего толерантность по отношению к поэтическим направлениям и группировкам.

       В литературной биографии Мандельштама 1929 год отмечен рядом драматических событий, связанных, прежде всего, с делом о «шубе», т.е. чередой последствий, вызванных скандалом вокруг письма «старого критика» А. Горнфельда в редакцию «Вечерней Красной газеты» 28 ноября 1928 г., приходом в январе 1929 г. на пост главного редактора «Земли и фабрики» «старого большевика» Ионова и появлением в центральной печати фельетонов Д. Заславского [1]. Непростые отношения Мандельштама с официальными литературными институциями к 1929 г. достигли своего апогея. По следам этого конфликта появился вызов советским писателям, письма в редакции и «Четвертая проза». При всей детальности существующих ныне биографических описаний один факт до сих пор остается вне поля зрения исследователей а именно исключение Мандельштама из состава Ленинградского Союза поэтов. В Москве местный Союз поэтов просуществовал крайне недолго и слился с МОСПом в 1926 г.

         О кратковременном членстве Мандельштама в Ленинградском отделении Всероссийского союза поэтов стало известно благодаря усилиям вдовы П. Лукницкого, когда в книге «Перед тобой земля» (Л., 1988) было фотографически воспроизведено заявление поэта от 24 января 1927 г. с просьбой о приеме в члены Союза. Поскольку документ этот сохранился в архиве Лукницкого, резонно предположить, что он отчасти и был инициатором вступления Мандельштама в эту литературную организацию.

         В 1927 г. Лукницкий еще пребывал, по меткому определению Р. Тименчика, «на пиру богов», регулярно общался с Мандельштамом и Ахматовой, составлявшей ему протекцию для встреч с теми участниками предыдущей культурной эпохи, которые могли внести посильную лепту в «Труды и дни Гумилева». Обстоятельства знакомства Лукницкого с Мандельштамом известны, и, если бы не подготовка жизнеописания Гумилева, между ними нашлось бы мало общего. Литературная репутация Лукницкого в Ленинграде 1920-х гг. была весьма незначительной. Он воспринимался скорее как журналист, нежели литератор, как имитатор, нежели поэт. Его знали как довольно удачливого администратора, который в свободное время занимается собиранием материалов о расстрелянном поэте.

        Существующий как административная литературная единица с апреля 1924 г. Союз поэтов после реорганизации, предпринятой Г. Шмерельсоном, славился своей толерантностью. В Союзе соприкасались, казалось бы, несовместимые литературные группировки: «заумники», пролеткультовцы, члены «Ассоциации неоклассиков», воинствующие имажинисты, «островитяне», «ничевоки», участники групп «Содружество», «Мастерская слова» и проч., — и просто поэты вне групп. В открытой фронде по отношению к существующей культурной политике Союз не участвовал. Его миссия заключалась в том, чтобы предоставить возможность спокойно работать и условия для обсуждения собственной деятельности с коллегами по литературному цеху.

Прилежно выполняя обязанности технического секретаря Союза поэтов, Лукницкий содействовал зачислению Мандельштама, скорее всего, с целью создать иллюзию стабильности в его литературной жизни. В равной мере вступление Мандельштама в Союз поэтов являлось оказанием той помощи, которой Мандельштам ожидал и в которой всегда нуждался. 13 июня 1929 г. Лукницкий записал в «Дневнике»:

        Мандельштам, испытывая какую-либо личную неприятность, представляющуюся ему бедой, крушением, — поразительно умеет вовлекать в происходящее событие все окружающее его: вещи, людей, явления, — пропитывать все живое вокруг себя ощущением колоссального крушения, сознанием величия и неминуемости обрушивающейся на все и вся беды. Люди, пропитанные таким ощущением, больны тревогой, течение времени останавливается, царит хаос. <...>

        Таким я помню Осипа Мандельштама в Ялте, когда мелкое жульничество хозяина пансиона разрослось в катастрофу. Таким представляется мне и происходящее сейчас в Москве дело его с Заславским и «Федерацией» [2].

          Запись эта была сделана накануне еще одного эпизода в биографии Мандельштама, который не стал «катастрофой» лишь по той причине, что уже оказался совершенно безотносителен к процессу исключения Мандельштама не только из Союза поэтов, но и из советской литературной жизни, обрекая его, таким образом, на роль невольного «аутсайдера». Мандельштам оказывался в положении, которому решительно сопротивлялся.

В плохо сохранившемся и до сих пор малодоступном архиве Союза поэтов [3] была обнаружена выписка из протокола заседания правления от 30 сентября 1929 г. — дата, фиксирующая «выбытие» Мандельштама из состава членов Союза. По времени она совпадает с «делом Заславского — Мандельштама», и, хотя «унификация» литературной жизни, как известно, тогда еще не была развернута в масштабах всей страны, факт чистки писательских рядов в превентивных целях, несомненно, явился увертюрой к этим событиям.

        Поскольку упоминание этого документа десять лет назад не нашло отражения в мандельштамоведении, приведем его здесь целиком:

Р.С.Ф.С.Р.

   Н.К.П.________

ВСЕРОССИЙСКИЙ СОЮЗ ПОЭТОВ

   Ленинградский отдел

(утв. Ком. Наркомпроса 16.XII.1918

и Нарфинотделом 16.II.1923)

Настоящим доводится до Вашего сведения следующее постановление Правления л/о Всероссийского Союза Поэтов: (выписка из протокола заседания правления л/о ВСП… 30 сентября 1929 г.)

СЛУШАЛИ:

п. 3: О составе Союза

ПОСТАНОВИЛИ:

п. 3: Ввиду продолжающейся неуплаты членских взносов и непогашения старой задолженности по т.т. И. ВАСИЛЬЕВА, А. ВВЕДЕНСКОГО, Я. ГОДИНА, Г.ПЕТНИКОВА, Е. РЫССА, Д. ХАРМСА, М.ШЕФФЕРА и З. ШТЕЙНМАНА – считать их ( в согласии с постановлением ОБЩЕГО СОБРАНИЯ членов л/о ВСП, от 10 марта 1929 г.) – механически выбывшими из состава членов л/о ВСП. По тем же причинам, а также ввиду переезда на постоянное жительство в Москву, считать выбывшими из состава членов л/о ВСП – С.МАРКОВА и О.МАНДЕЛЬШТАМА.

Сообщить всем поименованным товарищам о настоящем постановлении выпиской из протокола.

Технический секретарь л/о ВСП:

         Характерно, что вместе с Мандельштамом из Ленинградского Союза поэтов «механически выбыли» все представители его «левого» крыла (за исключением, разве что, Н.А. Заболоцкого, к тому времени уже отошедшего от ОБЭРИУ): А.И. Введенский, Г.Н. Петников, Д.И. Хармс, З.Я. Штейнман и речевок С. Марков. Присутствие в этом перечне фамилии ортодоксального критика 1930-х гг. требует пояснений: в 1927 г. Штейнман вместе с Д. Толмачевым вели литературный кружок «Непокой». В своем манифесте эта группа призывала к единству формы и содержания, утверждала, что «подлинным же содержанием поэтического произведения является его основной эмоциональный тон» [4], и разрабатывала «Формальные принципы монтажного метода» [5]. Критические выступления «Непокоя» были направлены против ОБЭРИУ. Толмачеву принадлежит статья «Дадаисты в Ленинграде», где он настаивал на отрицательной «общественной актуальности» «Авторитетов бессмыслицы» и с удивлением замечал: «Реалистическое, бытописательное искусство и реальное искусство некой левой группы, выступившей с декларацией в Доме печати, оказывается, — вещи разные» [6]. Основным же оратором «Непокоя», по воспоминаниям И. Бахтерева [7], как раз выступал Штейнман. Он был основным оппонентом обэриутов на публичных дискуссиях в Союзе поэтов и в Доме печати. Исключение из Союза коснулось Штейнмана напрямую: вскоре он был сослан в Новороссийск, его письмо оттуда Д. Выгодскому сохранилось в коллекции М. Лесмана.

Так Мандельштам оказался в списке тех, кто показался слишком «левым» и, вероятно, поэтому — подлежащим чистке. Для процесса исключения была выбрана сугубо формальная причина.

          Через месяц было принято решение о ликвидации Союза поэтов как литературной организации. Приветствуя создание единого Всероссийского Союза писателей, «Красная газета» отмечала, что «с самого начала жизни Союза была взята правильная общественная установка всей его работы, Ленинградский Союз поэтов все более и более становился подлинно советским». Для биографии Мандельштама ирония состояла в том, что ответственным за доведение этих сведений до внимания поименованных литераторов был Лукницкий — под неподписанным документом стоит виза технического секретаря ЛО/ВСП.

         Вскоре последовавшая ликвидация Союза поэтов как литературной организации означала конец толерантности и кардинальное искривление литературной эволюции.

          Ленинградский Союз поэтов, путем ежегодной чистки проверявший свои ряды и создавший общественно-здоровый и художественно-сильный кадр работников стиха, не был застигнут событиями врасплох, — писала «Вечерняя Красная газета». — В период, когда внимание всей советской общественности было приковано к литературным организациям, когда история диктовала необходимость объединения всех подлинно советских литературных сил, — Ленинградский Союз поэтов в лице своего правления принял правильное решение, уже утвержденное общим собранием: заявить о своем выходе из Всероссийского Союза поэтов и в полном составе вступить в качестве самостоятельной секции поэтов в Ленинградский отдел Всероссийского Союза писателей [8].

В конце 1929 г. Лукницкий, внимательный свидетель эпохи — не «при Лукницком, который все записывает», выговаривала Ахматова Н. Пунину, — был уже в геологической партии на Кавказе. Он принял, как очевидно теперь, оптимальное решение: он покинул «пир богов», чтобы не стать жертвой эпохи. Он стал невольным «аутсайдером».

        В отличие от Мандельштама, это положение Лукницкого вполне устраивало.

______________________________________________

1) Скромный плагиат или развязная культура // Литературная газета. 1929. 7 мая, и др. Подробнее об этом эпизоде рассказано в комментарии: Осип Мандельштам в дневниковых записях и материалах архива П.Н. Лукницкого / Комментарий А.Г. Меца // Звезда. 1991. № 2. С. 129.

2) Слово и судьба. Осип Мандельштам: Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 141—142.

3) РО ИРЛИ. Ф. 491.

4) ЦГАЛИ СПб. Ф. 210. Оп. 1. Ед. хр. 75. Л. 2.

5) Там же. Л. 4—8.

6) Жизнь искусства. 1927. 1 ноября. № 44. С. 14.

7) Воспоминания записаны мной в апреле 19908) Красная газета. Вечерний выпуск. 1929. 26 октября.

«Новое литературное обозрение» № 58 2002