Экспрессионизм (литературный манифест)

Литературные манифесты от символизма до наших дней//Составил C. Джимбинов, М.: Издательский дом Согласие, 2000

 ЭКСПРЕССИОНИЗМ

И. Соколов

ХАРТИЯ ЭКСПРЕССИОНИСТА

      1. «Сегодняшний день есть день величайшего торжества». (Слова Поприщина.)
Когда мы, экспрессионисты, совершаем героическую вылазку, в русской поэзии все спокойно, как на Шипке.

     2. На братской могиле поэзии вместе с символизмом и акмеизмом похоронен футуризм, презентизм, имажизм и евфуизм.

      3. Группа имажистов пыталась сдвинуть левую поэзию с мертвой точки. Но имажизм не отдельная литературная школа, а лишь только технический прием. Имажизм - не сегодняшний, а вчерашний день. Имажизм в 1919 году - анахронизм. Его расцвет был уже в 1913-15 году. Классики имажизма Маяковский, Шершеневич, Большаков и Третьяков достигли такой высоты, что после 1915 года можно только им подражать, но нельзя их продолжать (доказательство: хотя бы вирши сегодняшних имажистов). И даже - больше: с точки зрения имажизма нынешняя группа имажистов - псевдо-имажисты. Они - газетные имажисты: их имажизм не дороже имажизма газетных фельетонистов. Они не имажисты, а гиперболисты. Весь этот "има-жизм" - спекуляция на невежестве публики. То, что имажисты выдают за имажизм, на самом деле есть плохой футуризм. Конец лжеимажистам! Вульгаризаторы имажизма больше не существуют (конечно, идейно, а не физически).

      4. Великий футуризм, вождем которого в Италии был Маринетти, в Англии - Эзра Паунд, во Франции -Гильом Аполлинер и в России - Владимир Маяковский, теперь великая навозная куча. Русский футуризм умер лишь потому, что за 9 лет своего существования распался на множество отдельных фракций. Каждая фракция культивировала какую-нибудь одну сторону футуризма. Чистокровные маринеттисты, классики имажизма - Маяковский, Шершеневич, Большаков и Третьяков были Дон Кихотами одного только образа. Кубисты Крученых и Хлебников во имя языка будущего разрушали только наш похабный синтаксис и нашу похабную этимологию. Центрифугисты-ритмисты Бобров и Божидар довели вопрос ритма до головокружительной высоты. Эхист-эвфонист Золотухин довел свою виртуозность в области концевого созвучия, кажется, прямо до шарлатанства. Каждая фракция футуристов культивировала что-нибудь одно: имажисты -образ, кубисты - новый синтаксис и новую этимологию, центрифугисты - ритм и эвфонисты - рифму и ассо-диссонанс.

      5. Мы, экспрессионисты, не отрицаем никого из наших предшественников. Но один имажизм, или один кубизм, или один только ритмизм нам узок Мы хотим объединить работу всех фракций русского футуризма. Экспрессионизм - синтез всего футуризма. Но мы не будем неофутуристами. Нам дороги не столько достижения футуризма, сколько его традиции.

     6. В нашей поэтической индустрии нужна революция способов производства - вот наша цель. Мы должны попотеть над уборкой мусора старого ритма, старой строфики и старой эвфонии.

Мы хотим:

     a) в себе вытравить все те принципы старого стихосложения, которые считались незыблемыми от Гомера до Маяковского, и прийти к новому хроматическому стихосложению. Все старые стихосложения были построены на экспираторной (выдыхательной) основе звука, а не на его музыкальной высоте. Новое хроматическое стихосложение будет построено по строго математическим схемам 40-нотного ультрахроматического звукоряда - и-е-а-о-у не только с диезами и бемолями, но с quartiese'ами и quartmoll'ями (введены четвертные тона);

      b) создать полистрофику и

      c) достигнуть высшей эвфонии.

     Наши лбы должны быть хорошими таранами для пробития бреши в старой поэтике. Мы не должны быть теми революционерами, которые кричат: «Да здравствует Константин и его жена конституция».

     7. Только мы, экспрессионисты, сможем осуществить то, что хотели, но не могли осуществить футуристы: динамику нашего восприятия и динамику нашего мышления.

Только мы, экспрессионисты, найдем maximum экспрессии нашего восприятия.

      8. Экспрессионизм, черт возьми, будет по своему историческому значению не меньше, чем символизм или футуризм.

      9. К самим себе: Не бойся, малое стадо, ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лука, 12, 32).

Биографическая справка: экспрессионизм родился в голове И. Соколова; таинство крещения получил 11 июля 1919 года на эстраде Всерос. Союза поэтов.                 

И. Соколов        

БЕДЕКЕР ПО ЭКСПРЕССИОНИЗМУ

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,     
Что Троя вам, одна, ахейские мужи.         
О. Мандельштам «Камень»

       Моя первоначальная теоретическая схема экспрессионизма, как исключительно синтеза всех достижений четырех течений русского футуризма, давно оказалась для нас узкой.

     Экспрессионизм как течение под знаком максимума экспрессии не будет только одним синтезом, а будет еще и европеизмом и трансцендентизмом.

      Мы, экспрессионисты, желая достигнуть максимума экспрессии:

       во-первых, мы - синтетисты: синтез всех достижений в поэзии, в живописи, в театре, в музыке и т. д. Мы синтезируем в поэзии все достижения четырех течений русского футуризма (имажизма, ритмизма, кубизма и эвфонизма), в живописи - достижения футуризма Боччони и Руссоло, кубизма Пикассо, Брака, Дерена, Татлина и Пуни, рондизма Иоганна Брендвейса, неопримитивизма Шевченко, лучизма Ларионова, дивизионизма Евреинова, симюльганизма Делоне, синхронизма Моргана Русселя, супрематизма Алевича и Пикабиа, имажизма Уиндгэма Люиса и цветодинамоса Грищенко, в театре - устремления Крэга (и Хевези), Мейерхольда, Евреинова, Миклашевского, Комиссаржевского, Волконского, В. Иванова, Рейнгардта, Дельсарта, де-Буэлье, Клоделя, Фукса, Роллана, Керженцева, Таирова и Маринетти, в музыке - достижения неоклассиков Танеева, Глазунова, Василенко и Рахманинова, импрессионистов Дебюсси, Равеля, Делажа, Поля Дюка, модернистов Штрауса, Регера, Шенберга, Скрябина, Стравинского, Прокофьева и Гнесина и футуристов - Рославца и Лурье. Мы пока что предел техницизма;

         во-вторых, мы - европеисты. Конечно, мы хотели быть и стали европейцами. Если экспрессионизм будет синтетизмом, то он будет и европеизмом. Экспрессионизм - это новая Европа. Через 10-15 лет все Бальмонты и Брюсовы вымрут, как вымерли хандозавры эоцен-кайнозойской эры. Они вымрут - и, рассуждая совершенно объективно, кто-то должен их сменить по самым простым законам биологии. Кто-то же должен быть новой, молодой Европой. И мы, экспрессионисты, утверждаем, что нет сейчас никого, кроме нас, кто бы правильнее понимал самый ход всего исторического процесса. Экспрессионизм родился под знаком пан-футуризма и Ренессанса XX века и в то же время экспрессионизм родил панфутуризм и Ренессанс XX века. В нашем сознании произошла грандиозная геологическая катастрофа, страшный сдвиг вековых философских и научных напластований (в сравнении Мессинская катастрофа - пустяк), и моя мысль колеблется, как стрелка сейсмографа. Если книжечка резолюций и постановлений III Всероссийского съезда профессиональных союзов или приказа № 1042 от 22 мая 20 года Главного управления путей сообщения о восстановлении паровозного хозяйства сделали целую историческую эпоху, то и моя агитлистовка «Ренессанс XX века» открывает новую историческую эпоху; 

в-третьих, мы - трансцендентисты, мы - нуменисты. 

       Мы хотим познать нумен (да, когда бы не Елена, что Троя нам одна).

Экспрессионизм есть трансцендентный натурализм. До нас поэзия была феноменалистична. Но самое главное - наше познание нумена не фраза, а реальное просто техническое достижение. Конечно, нумен нам нужен не для нашей карьеры.

      Существуют «вещь в себе» Канта, «атма» «Веданты» индусов, «идея» Платона и «мировая воля» Шопенгауэра.

Не существует «феномен», «Майя», «мир теней» и «мое представление».

       Бытие человека трехмерное (по Минковскому - четырехмерное). Но, может быть, на самом деле, существует не 3 или 4 измерения, а 20 или 30 измерений. Мы не представляем бытие с пятью измерениями так же, как мы не можем представить одно или двухмерное бытие.

       У человека 5 или 6 чувств (шестым чувством будет или цветной слух А. Рембо, или световой запах Бодлера, или вкусовой слух Гюисманса). Но может быть, нужно не 5 или 6 чувств, а тоже 20 или 30 чувств, чтобы познать до конца предметы. Мы не представляем бытие с 10 или 15 чувствами так же, как мы не представляем бытие совершенно без зрения или без моторного чувства.

      Казалось бы, что никогда и ни за что человек не проникнет в трансцендентное даже ни на шаг.

      Но все-таки нужно познать вещь в себе, существующую помимо нашего чувственного знания, нужно познать вещь в подлиннике, а не в виде субъективного образа.

       У нас есть чувство конца, чувство последних глубин. 

       Интеллектуализм, с методом абстракцирования (трансформации наших ощущений в представлении и понятия) совершенно попусту и с двумя формами (время и пространство) и двенадцатью категориями чувственности по Канту, дает возможность человеку «через» разум с его неподвижным и безжизненным пространственным подходом и научными навыками абстрактного мышления приспособиться в окружающей среде, но преподносит вместо реальной действительности недвижную, искусственную, схематически-абстрактную псевдодействительность. Трансцендентальное познание вещей не есть еще сама вещь. Чувственные (апостериорные) качества вещей нашего транссубъективного плана бытия, как цвет, поверхность, звук, вкус и запах и нечувственные (априорные) формы рассудка, систематизирующие наши разрозненные ощущения, одинаково не принадлежат самим вещам, а являются результатом только психических процессов познающего субъекта. Абстракция же есть только орудие полезного действия, а не чистого знания. Прагматически было необходимо даже смешение реальности и разума, вещи и представления вещи. Но в дни краха интеллектуализма только через бергсоновскую интуицию можно понять непосредственную и последнюю действительность в ее первичной чистоте, а не в абстрактных извращениях. Интуитионизм познает абсолютную вещь саму по себе при помощи первоначального постижения внутри самого человека его «я» (его непосредственные данные сознания, как самую доступную, единственную, не оформленную абстракциями реальность), а затем уже проникновения в самую суть всех предметов. Постигаемое непосредственно лишь в интуиции без всяких абстрактных схем есть истинная реальность. Между «Я» и «не-Я» теперь стоит знак равенства. Если интеллект через абстракцию познавал отношения между вещами (количественность), то интуиция познает саму вещь (качественность). Не Гуссерль и не Коген, а Бергсон освободил гносеологию от физиологизма и психологизма. Гносеологизм Бергсона впервые в истории философии есть теория знания, а не теория познавания. Бергсон первый разъединил время и пространство: отныне время не протяженность, а чистая длительность. Время (и весь иррациональный поток жизни) нельзя измерять, а можно только переживать. Бергсонизм, это неометафизицизм, необиологизм (с неовитализмом) и гиперволюнтаризм. Бергсонизм изменил не только интеллектуальную деятельность человека, но и его психофизиологическую организацию. Когда я вчувствовался в «Творческую эволюцию» Бергсона, то потекла вся моя жизнь по Бергсону как-то по-иному даже с физиологической точки зрения.

       Антиинтеллектуализм возник во Франции не без влияния работ энтомолога Фабра об инстинкте насекомых и не без влияния психологической школы, основателями которой был ученик Тэна Рибо и его последователи Бинэ и Жанэ, создавшие не логику интеллекта, а логику чувств и даже, наконец, логику бессознательных и полусознательных психических процессов.

        Когда по Бергсону нумен переживается или «созерцается», то все бергсонианство очень близко до без предела глубинной мудрости величайших древнеиндусских Вед (от Ригведы до Веданты), Сутр, Упанишад и Аранияк, к трансцендентному символизму всего индо-арийства. Бергсонизм - это возрождение арийского мироощущения, о котором мечтали индологи и Пауль Дейссен, и Чемберлен.

      Антирационализм бергсонианства по своему существу, а не по терминологии, соприкасается, с одной стороны - к алогизму китайских таоистов и факиризму индийских йогов, с другой - к внутреннему опыту оккультистов Блаватской, Безант, Папюса, Лидбитера и Седира и антропотеософов Р. Штейнера, Моргенштериа и А Белого, с третьей - к религиозной метафизике Р. Ойкена и мистицизму Соловьева, Бердяева, Эрна, Е. Трубецкого и Рачинского.

      Новое человечество, может быть, в течение двух тысячелетии будет исповедовать бергсонианство вместо умершего христианства.

      Анри Бергсон - экспрессионист.

       А мы экспрессионисты-бергсонисты.

       Между прочим, французские бергсонисгы Ш. Пеги и М. Баррес, конечно, экспрессионисты.

      Наш трансцендентизм не теоретический (как у Декарта, Спинозы, Бекона, Гоббса, Локка, Лейбница, Беркли, Юма, Фихте, Шеллинга, Шлегеля и Гартмана) и не этический (как у элеатов, схоластиков, отчасти у некоторых неокантианцев), а психо-физиологический, инстинктивный.

      Трансцендентный мир - это не субъективный мир чисто личных грез или наркотических фантазий, а это новый объективный мир высшего порядка.

      То, что раньше казалось трансцендентным, теперь после экспрессиониста Бергсона стало атрансцендентным.

Экспрессионизм - это не та идиотская погоня молодых поэтиков во что бы то ни стало прилепить к себе ярлык нового звучного «изма», чтобы как-нибудь прикрыть убогость своих виршей (сейчас вспыхнула эпидемия новых «измов»). Экспрессионизм стал уже мироощущением и миропониманием.

      Мы по-новому увидали мир.

      Конечно, все видели, как яблоки падают с деревьев, но один только Ньютон открыл закон всемирного тяготения.

1920