Гендерный подход

гендерный подход в изучении истории

российской дворянской повседневности

БЕлова А. В.

История повседневности (в германской историографии Alltagsgeschichte[1]) выдели­лась в самостоятельную субдисциплину из так называемой социальной исто­рии[2]. Имеющая тридцатилетнюю традицию изучения в западной исторической науке[3], оцениваемая представителями отечественной академической науки как вызывающая возрастающий интерес[4] и жизнеспособная[5], доказавшая эту жизнеспособность целым рядом серьезных исследований[6], она тем не менее остается до конца не признанной про­винциальным научным сообществом, в том числе историками-краеведами[7]. Это объясняется отчасти неразличением предмета исследования истории повседневности и традиционной этно­графии, исторического описания быта[8], отчасти сложившимися исследовательскими стереотипами, ориентированными на изучение "выдающихся" личностей и их влияния на макропроцессы. Вместе с тем факт придания в настоящее время "все большего зна­чения выявлению и изучению "повседневного" в жизни прежде всего "обычных" лю­дей"[9] был констатирован в отечественной историографии не только применительно к истории культуры[10], частной жизни[11] и повседневности[12], к исторической антрополо­гии[13], но и к "историко-культурному краеведению"[14].

Интенсивное внедрение, начиная с 90-х годов ХХ в., гендерных исследований в научную и образовательную практику российской высшей школы не могло не затронуть историю повседневности, потенциал которой в этом смысле не ис­черпаем. В целом, в Тверском государственном университете успешно реализуется введение гендерного подхода в преподавание социальных и гуманитарных дисциплин специалистами разных факультетов и кафедр[15]. Это дает уверенность, что междисципли­нарные гендерные исследования окончательно перестанут носить харак­тер периферийных, воспринимаемых как своего рода "дань моде". Возможно со време­нем изучение гендерного измерения повседневности будет институализировано как учебная дисциплина в системе университетского исторического образования[16]. Именно для приближения этого момента рассуждать о гендерном подходе в истории повсе­дневности, в частности, интересующей меня дворянской повседневности, представля­ется нужным, актуальным и перспективным.

История российской дворянской повседневности XVIII-XIX вв. все еще не напи­сана, но, если она появится, это, без сомнения, будет история разностороннего взаимо­действия полов в обыденной жизни, история каждодневного дистанцирования и сопри­косновения "маскулинного" и "фемининного". Вне гендерного подхода изучение ее те­ряет не только актуальность, но и вообще научный смысл. Перспективность же такого исследования не вызывает сомнений и обусловлена, в первую очередь, тем, что исто­рию повседневности интересуют "обычные люди" в их ежедневных взаимоотношениях и взаимосвязях, особенности организации и восприятия того "вещного мира", в кото­ром протекает их обыденная жизнь, их проявляющаяся изо дня в день эмоциональность как выражение их индивидуальности, и все это детерминировано (не говоря об истори­ческой эпохе) не только этнической, конфессиональной, социальной, культурной, воз­растной, но и половой принадлежностью.    

Одной из проблем изучения дворянской повседневности в контексте гендерного подхода является поиск женщиной собственной гендерной идентичности. Наряду с об­щепризнанным мнением о XVIII в. в России как об эпохе "европеизации", "российского матриархата", "золотого века частной жизни" женщины, это время можно считать по­воротным этапом развития гендерного самосознания дворянки. Прежнее усвоение тра­диционных гендерных ролей и отчасти неосознанное, а отчасти вполне сознательное следование им сменяется рефлексией собственной половой принадлежности и связан­ных с ней ментальных установок, а также дискурсом о полах, интенсивность которого, отражая вовлеченность русского дворянства в ценностную орбиту новоевропейского сознания, нарастала по мере приближения России к индустриальной, буржуазной эпохе.

Эти изменения с особой наглядностью проявлялись в сфере повседневных и, прежде всего, семейных отношений, формировавшей и реализовывавшей определенные модели "мужского" и "женского" поведения. В русских дворянских семьях конца XVIII – первой половины XIX в. патриархальное доминирование и связанная с ним гендерная асимметрия были уже не столь ярко выражены как в предшествующий период. На это указывают и главенствующая роль женщины в организации хозяйства и внутрисемей­ных связей, и возрастание значения материнства и материнского воспитания, и большая свобода в выборе образа жизни, модели поведения, ценностных ориентаций.  

Осознание гендерной идентичности, переосмысление привычных гендерных стереотипов и идеалов становится предметом углубленного самоанализа в возникших и получивших "массовое" распространение в XVIII в. источниках личного происхожде­ния – женских письмах, дневниках, мемуарах. Причем представления о "женском" и "мужском" реализуются в них в контексте осмысления каждодневных родственных, внутрисемейных, соседских, дружеских связей и отношений, составлявших важный ас­пект частной жизни женщины. Интеллектуальный "поиск" дворянкой своей гендерной идентичности нашел отражение и в литературе XVIII - середины XIX в. При этом воз­никает особый род женской литературы, ставившей проблему культурного самоопре­деления представительниц "прекрасного пола" в центр рассмотрения. Именно в жен­ской литературе первой половины XIX в. звучит парадоксальная мысль об "отвращении к своему полу" ("кавалерист-девица" Н.А.Дурова) и материализуется в демонстратив­ном отказе от всего, что составляло специфику повседневной жизни и быта дворянской женщины, в том числе семейного, через присвоение внешних атрибутов принадлежно­сти к противоположному полу (смена имени, прически, одежды, рода занятий).

Изучение гендерной идентичности русских дворянок, провинциальных и сто­личных, по их эго-документам позволяет пересмотреть парадигму исследования дво­рянской культуры как маскулинно-ориентированной и подтвердить значимость анализа женской повседневности и эмоциональной сферы для реконструкции историко-куль­турной реальности. Это приближает нас к пониманию взаимосвязи и взаимообуслов­ленности процессов сословного оформления дворянства, складывания, презентации и трансляции дворянской сословной культуры, в том числе ее "бытовой" составляющей, и динамики женской гендерной идентичности у представительниц разных слоев и воз­растных категорий дворянства.

При этом гендерная идентичность женщины-дворянки нуждается в соотнесении не только с гендерной идентичностью мужчины-дворянина, но и с русской националь­ной идентичностью. О параллельном развитии национального и гендерного самосозна­ния свидетельствует, например, усиление гендерного дискурса в дворянском образо­ванном обществе под влиянием Отечественной войны 1812 г. Особое значение данный аспект гендерного измерения дворянской повседневности имеет в контексте своеобраз­ного сочетания в русской дворянской культуре "корневого" и "иноземного", что выра­жалось, с одной стороны, в воспроизводстве традиционного этоса, а, с другой, - в мно­гочисленных культурных заимствованиях и усвоении западноевропейских образцов.