Быт, бытовщина, обыденность: Идея и история повседневности в России

 

Быт, бытовщина, обыденность: Идея и история повседневности в России

 Дубин Б. В.        

        1. Повседневность - поздно вычленяющаяся сфера коллективной жизни и поздно образующаяся в языке область значений. Выделенное по смыслу понятие "повседневности" появляется в Европе с переходом к современному, или модерному, обществу (кажется, первым о "новом героизме повседневной жизни" - в сравнении с сословным героизмом аристократии, традиционными нормами поединка, войны - в середине XIX в. заговорил Бодлер). Соответственно, трактовки этого понятия на протяжении модерной эпохи социология связывает с группами элит, задающих представления о современном (инициаторы, "диктатуры" модернизации), с их ценностями и картинами мира, их референтными группами, союзниками, противниками, борьбой за влияние и т.п. Характерно, что в толковом словаре Даля, по преимуществу ориентированном на более традиционную лексику и семантику, слов "повседневность" и "обыденность" нет, а "быт" понимается исключительно как традиционный - народный, национальный, сословный - уклад коллективного существования; в этом качестве он и идеологизируется славянофильской мыслью.

        2. В истории XIX в. - до эпохи "гибели богов" и "восстания масс" - семантическая сфера повседневного оформляется в системе ценностных противопоставлений, противоположный полюс которых задан как область аристократического (иерархически-высокого), официального (государственного), институционализированного, праздничного и т.п. Повседневное же, соответственно, трактуется как пространство вне-иерархического и недостижительского поведения: здесь как бы отсутствует социальная иерархия, ослаблена или даже исключена социальная конкуренция и социальное сравнение, акцент делается на отношениях взаимности и доверия, в основе которых - не власть, а влияние, авторитет. Вместе с тем, повседневное не исчерпывается и не ограничено рамками малых институтов, неформальных отношений семьи, дружбы, соседства, хотя и связано с ними; скорее, повседневность - сфера жизни и деятельности человека как такового, социально зрелого индивида, любого и каждого (эвримена). В этом смысле повседневность - и продукт дифференциации различных сфер социальной жизни и, вместе с тем, такой план коллективного существования и воображения, где конфликты и тяготы социальной дифференциации по возможности опосредуются, умеряются. Однако при блокировке социальной дифференциации повседневность может подвергаться ресимволизациии (вторичной символизации) и выступать сферой социально-престижного поведения, демонстративно-символического потребления и т.п.

        3. В России трактовка повседневности, вместе с ее оценкой (по преимуществу - негативной), производна от других ценностных проекций слоя интеллигенции. Она несет на себе следы, с одной стороны, романтического противопоставления реальности и идеала, а с другой - оппозиции общественного (идейного)/частного (приспособленческого, обывательского), деятельного/пассивного и проч. Далее в интеллигентском обиходе складываются два плана противопоставлений быту: общественный (идейно ангажированная интеллигенция вплоть до Горького характеризует быт как "свинцовые мерзости") и творческий, художнический (символисты с их позднеромантическим пафосом сверхреальности и, в этом смысле, "безбытности"). На пересечении этих тенденций складывается жертвенный, аннигиляционный и саморазрушительный пафос предреволюционной интеллигенции. Постоянная двойственность в оценках быта определяется его отнесением исключительно к "народу", но взятому в этом плане со стороны его неидеологизированного существования: тем самым из семантики повседневности, с одной стороны, удалены все позитивные оценки традиционных ("народных") сторон быта, с другой - народ здесь выступает вне сферы просветительского воздействия ангажированной интеллигенции. Двойственность оценок быта - проекция напряжений и разрывов в системах самодентификации образованных слоев недомодернизированного российского общества.

        4. В раннесоветскую эпоху быт задается и оценивается как воплощение буржуазного индивидуализма (антиколлективизм) и идейной, моральной приземленности - мещанства (ориентация на прошлое). Быту "уходящих классов" (ср. Кузьмина, Вагинова) противостоит безбытный героизм фанатиков - опять-таки романтический ("Как закалялась сталь"), и "новый быт" социальных технологов - коммунальный: тотальная организация труда, семьи, свободного времени и проч. (влияние идеологии фордизма, вообще демонстративный американизм этого периода). Бытовое - быт новых служащих - в подобной ценностной перспективе снижается и вытесняется в комическую сферу (Зощенко). "Любовь", "быт", требования "большого" общества ("революции") противостоят у Маяковского (ср. этот же конфликт ориентаций и идентификации у Олеши, Добычина, Платонова, в утопиях и антиутопиях 1920-х гг.).

         Левореволюционная риторика "авангарда" ориентирована при этом против бытовщины и мещанства "средних" слоев - на мобилизацию поддержки слоев нижних, люмпенства. Перелом к 1930-м гг. (через НЭП и "вторичную европеизацию") - конец эпохи фанатиков: побеждают средние (служащие, исполнительная бюрократия без власти), на которых далее и переносится социальная опора власти. Переход от аскетизма эпохи принудительной мобилизации к демонстрации достижений нового строя (быт государственной интеллигенции - улучшение условий ее жизни и работы, санатории и дома отдыха): централизованно-государственные мероприятия по налаживанию быта инженеров, писателей и проч., прерванные войной.
        Возвращение быта в послевоенной ситуации (проблематика моды, предприятия индпошива и бытового обслуживания). Оттепель и новая борьба с "мещанством", конфликты между "романтической" и "бытовой" ("очерковой") тенденциями в культуре: государственно поддержанными событиями чаще всего становились произведения, узаконивающие героико-романтическую точку зрения.

         5. За всеми оценками повседневности в советскую и постсоветскую эпоху - противопоставление режима мобилизации с его аскетизмом и самоотречением (включая военную мобилизацию и, в ослабленной форме, всегдашнюю уравнительную психологию) - и "мирного времени", "жизни для себя". В основе повседневной жизни нескольких поколений советских людей - строго лимитированный набор благ и услуг. Накопление символических капиталов к 1970-80-м гг.: образование, отдельная квартира, "удобства", техническое оснащение быта, пусть еще примитивное. Преобладание статусно-иерархической модели распределения благ: урбанизационная, поколенческая, цивилизационная, образовательная модели в значительной мере подавлены и действуют гораздо слабее. Повседневность, внерабочее время, дом (включая второй дом) и семья понимаются населением как пространства почти исключительно для ускользания от общества-государства.

            6. Социальные группы и семантические контексты советской эпохи, определяющие оценку и культурную семантику обыденного:

·                                 умеренно-критическая интеллигенция в ее реальных и мысленных отношениях с властью (повседневное трактуется здесь как человеческое против казенного, властного, бездушного);

·                                 она же, но действующая в контексте урбанизации, относительной вестернизации, цивилизации (бытовое как относящееся к современности, к цивилизованному, "культурному" стилю жизни образованных городских слоев - отдельные квартиры, торшер, импортная мебель, грузинская чеканка или прибалтийская керамика и проч.);

·                                 быт как символ рекреации, высвобождающегося досуга (дома отдыха против туристических походов и поездок "дикарями"); середина 1960-х гг. - введение государством двух выходных, рост свободного времени, образовательного уровня;

·                                 "мещанское" (в двух оценочных планах: либо как относящееся к власти, но за вычетом из нее романтической легенды о "комиссара в пыльных шлемах" - отсюда фигуры приспособленцев и мародеров власти, либо как непросвещенное, безвкусное в быту среднего человека - эстетика "ковриков и слоников");

·                                 идеологически заданная критика западного "общества потребления";

·                                 параллельно этому риторика быта в языке власти (задачи повышения благосостояния, "удовлетворения бытовых потребностей населения" и проч.), отсюда - "техническая эстетика" и идея удобного, эстетического быта ;

·                                 идеологический неотрадиционализм 1960-70-х гг. - обыденное как национальное, народное, деревенское против интеллигентского и городского ("Лад" Белова против его же "Воспитания по доктору Споку");

·                                 появление "новых богатых" дефицитарной эпохи - людей "с возможностями", но не принадлежащих к официальной власти и номенклатуре (мебель, бытовая техника и бытовые услуги, покупка в "Березке");

         7. Перестройка и мифология "новых русских". Обустройство быта носителями социального успеха 1990-х годов: от эстетики каталогов и глянцевых журналов к возвращению проблемы вкуса. Среднетиповой уровень (ИКЕА). Нижний средний уровень (городские ярмарки и торговые ряды). Низовой уровень (покупки в привычных старых магазинах). Типы адаптации, критерии оценки повседневности и формы организации быта: эрозия и уход интеллигенции. Формирующая и усредняющая (интегративная) роль телевидения и массовой культуры в целом, включая импортируемую.

 

Смежные дисциплины:

Ключевые слова: