"Больше внимания к нуждам писателей"

 «больше внимания к нуждам   писателей»

Антипина В.

      Жизнь и деятельность литераторов не исчерпывается только творчеством, в ней присутствуют и другие проблемы. Перед Союзом Советских писателей (ССП) согласно Уставу стояли, прежде всего, творческие задачи[i]. В 1930-е годы материально-бытовые проблемы писателей решал Литературных фонд СССР (Литфонд). Он являлся согласно уставу «общественной организацией, стоящей при Союзе Советских писателей Союза ССР»[ii]. У него был широкий круг обязанностей, связанных с удовлетворением материальных нужд писателей: оказание членам организации материальной помощи в случае нуждаемости, временной утраты трудоспособности, нетрудоспособности и инвалидности; организация медицинской помощи и, в частности, санаторно-курортного лечения; улучшение жилищных условий; предоставление ссуд на время создания произведений; предоставление творческих командировок; охрана авторских прав[iii] и т. д. В практической деятельности «культурно-бытовое обслуживание» писателей предполагало широкий круг обязанностей: от предоставления услуг стенографисток для перепечатки произведений и выписки газет до организации летнего отдыха.

     Формально Литфонд обладал автономией, но фактически почти полностью зависел от ССП. Именно поэтому писатели предпочитали обращаться непосредственно в ССП, не без основания полагая, что поддержка союзом такой просьбы почти наверняка обеспечит ее выполнение Литфондом. 

     В отечественной историографии деятельность Союза Советских писателей нашла свое отражение[iv]. В основном это труды, посвященные идеологическому аспекту деятельности этой организации. Но представляются интересными и заслуживающими внимания и другие стороны работы ССП, например, материальные. Одним из любопытных сюжетов для исследования могут быть требования, предъявляемые к ССП самими писателями.

     В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в 631 фонде сохранился массив документов, являющийся собранием ответных писем критиков на запросы, разосланные в 1936 году ответственным секретарем ССП В. Ставским. Уникальность этого массива документов состоит в том, что он единственный сохранившийся до нашего времени. Судя по косвенным источникам такого рода опросы проводились довольно часто, во всяком случае, в начале деятельности союза писателей.

    Кроме прочего анкета, разосланная В. Ставским, включала вопрос о трудностях, которые испытывали критики в своей работе. Именно поэтому представляется разумным рассмотреть данные документы. Их анализ позволяет определить соотношение духа и материи в бытии членов писательской организации.

     Следует отметить, что литераторы вообще-то неохотно участвовали в такого рода опросах, так как реальных изменений в жизни после заполнения анкеты, как правило, не происходило. Об этом писал в своем письме Б. Гиммельфарб: «Признаюсь откровенно, что особенного желания писать Вам у меня нет. Едва ли вы сможете прочитать 150 писем, да этого и требовать от Вас нельзя. К тому же опыт показал, что такие анкетные опросы ни к чему не ведут. Те же вопросы, что задаете теперь Вы, сейчас же после съезда задал нам, западникам, т. Шиллер, через год мы получили циркулярный опросный лист от т. Беспалова, а в сентябре этого года я удостоился беседы с т. Левиным»[v].

     Если условно разделить все проблемы, о которых упоминалось в письмах, то о творческих вопросах говорилось в более половине случаев, об организационных – в менее одной пятой, о политических – более четверти и о материальных в более, чем двух третей писем. Так как введенная здесь классификация носит условный характер, необходимы пояснения.

      К творческим требованиям можно отнести такие, которые напрямую связаны с деятельностью писателя. Например, такие, как жалобы на отсутствие творческой среды, жалобы на трудности с опубликованием произведений (так как авторы подобных писем считали, что их работы недооценены, потому что другие, несмотря на все объективные трудности, все же печатают). Жалобы на низкий профессионализм редакторов были вызваны тем, что критики считали, что из-за этого они либо не могут в полной мере оценить их произведения, либо не могут подготовить к изданию. Собственные недостатки знаний и непрофессионализм также мешали в творческом процессе. Низкий уровень работ коллег подрывал авторитет критики в целом и не давал возможности сформировать необходимую для работы творческую среду.

     Среди творческих проблем самой животрепещущей было отсутствие творческой среды. Н. Бельчиков отмечал «полную разобщенность работников того же «жанра» (литературоведов), что и я. В Москве нет литературоведческого центра, где могли бы обсуждаться и изучаться проблемы литературоведения»[vi].

     Авторы ответов говорили о низкой квалификации редакторов, но в то же время признавали собственный недостаток знаний и профессионализма и низкий уровень работ своих коллег. В. Асмус писал о своих коллегах: «Как литературовед часто бываю угнетаем мыслью о низком уровне нашей критики, удивляюсь нежеланию (и неумению) наших критиков работать над повышением своего культурного, философского и эстетического уровня, с трудом пробираюсь сквозь чащу стилистической небрежности и убийственной, наводящей тоску шаблонности, которой отличается способ мышления и способ выражения многих критиков»[vii].

     Некоторым из критиков мешало работать отсутствие библиографического кабинета и возможности достать нужную для работы книгу.

     Авторы ответов также жаловались на то, что им не предоставляли возможности осуществлять творческие командировки по стране и за рубеж.

     Двое из написавших письма были недовольны тем, что их не приняли в члены ССП.

     В одном из вопросов мнения авторов разошлись радикальным образом. Один из них подчеркивал падение престижа критики, то, что писатели к ней не прислушиваются. Другие же говорили о невозможности нормально работать из-за слишком пристального внимания общественности к мнению критиков. Г. Мунблит писал: «Основные задачи Союза писателей […] заключаются в том, чтобы создать для критиков творческую среду, ликвидировать процветающую в критике ныне ОБЕЗЛИЧКУ И УРАВНИЛОВКУ, и отделить критику от государства – т. е. убедить библиотекарей и читателей, что ругательная статья о книге еще не основание для того, чтобы считать эту книгу вредной, и что задача критики состоит не в том, чтобы регламентировать мнение читателя о книге, а в том, чтобы дать одну из возможных в этом случае точек зрения»[viii]. С ним солидарен Г. Винокур: «Простите меня, если я ошибаюсь, п. ч. если это и так, то ошибаюсь я добросовестно: но меня угнетает атмосфера недоброжелательства, вырастающая в нашей литературно-критической жизни в какую-то своеобразную традицию […], неблагоприятную рецензию нет никакой возможности оспорить. Даже появление печатного ответа не достигает цели – публика привыкла верить худшему. Боязнь похвалить, поддержать, боязнь просто с элементарным уважением отнестись к чужому творческому труду, пусть даже не всегда удачному […]»[ix]. А М. Винер, напротив, полагал, «что большая часть писателей считает критику бесполезным делом […]»[x].

     К группе политических проблем, упоминавшихся в ответах, можно отнести жалобы на групповщину (она, по мнению авторов откликов на анкету, как правило, была вызвана либо «происками объединившихся врагов советской власти», либо тем, что объединившиеся и помогавшие друг другу литераторы просто не понимали, что такое поведение противоречило всем установкам партии и правительства). Жалобы на отсутствие руководства со стороны ССП и на отсутствие научно-теоретической основы творчества были вызваны тем, что критики постоянно боялись невольно оказаться противниками тех или иных партийных установок и, соответственно, подвергнуться остракизму. Они жаловались также на отсутствие внимания к своей работе, так как считали, что власть должна отмечать важность их труда и, соответственно, повышать их социальный статус.

     К политическим проблемам относится также отсутствие научной и теоретической основы творчества, отсутствие руководства и внимания со стороны ССП к работе критиков. М. Винер писал: «[…] причиной отставания нашей критики является, на мой взгляд, некоторая дезориентация в методических установках у большей части наших критиков. Дискуссия против социологической вульгаризации марксизма, с одной стороны, и против ошибок Лифшица, с другой, к сожалению, не доведена до конца […]»[xi].

      Несколько человек жаловались на групповщину, из-за которой одни критики находились в привилегированном положении и имели возможность опубликовать свои произведения, а другие – нет.

     Появление политических требований обуславливалось тем, что писатели хотели точно знать, чего от них хочет власть, опасаясь высказывать собственное мнение, за которое, в лучшем случае, можно было попасть под удар критики в прессе, а, значит, на неизвестный срок лишиться возможности печатать свои произведения.

     Организационные требования сводились к созданию условий для работы писателя, которые требовали оформления каких-либо документов, созданию каких-либо подсобных учреждений и т.д.  

     Говоря об этих проблемах необходимо отметить, что большое количество авторов жаловались на необходимость заниматься побочной деятельностью – редакционной и педагогической, которая не давала возможности полноценно заниматься собственной творческой работой (четверть всех опрошенных). Успешный деятель культуры того времени В. Асмус тем не менее занимался критикой не в полную силу, объясняя это следующим образом: «Обладая большой трудоспособностью, пишу медленно, так как веду огромную педагогическую работу – как профессор философского – Института Красной Профессуры и как профессор Высшего Коммунистического Института Просвещения, а также научную работу – как профессор Института Философии Академии наук СССР»[xii].

     Критики жаловались на отсутствие механизма оформления договоров на книги, что не давало возможности заниматься непосредственно творческой деятельностью из-за необходимости искать дополнительные источники доходов.

     Среди группы вопросов, связанных с материально-бытовыми трудностями, лидирующее положение занимали проблемы с жильем (около трети ответивших на анкету). Вот пример отвратительных условий жизни, приведенный в письме А. Гурвича: «Об этом мне уже неловко говорить. Не из скромности, а потому, что за 6 лет моего пребывания в Москве все организации, которые нас за это время опекали, знали о совершенно невозможных условиях моей жизни и тем не менее они не изменились. Я живу (с женой) в общежитии театра Моссовета, в комнате размером в 12 кв. метров. Общежитие наше является фабрикой инвалидов. В моей комнате соль через сутки покрывается водой. Один чемодан с книгами отсырел, превратился в сплошную кашу. У меня туберкулез 3-й степени. По сути дела я дышу одним легким. У жены моей туберкулез 1-й стадии. В нашей комнате вдобавок мы заболели ревматизмом»[xiii].

     Г. Мунблит заканчивал свое письмо словами, под которыми подписался бы любой член ССП: «Больше жилья, которое могло бы распределяться не в форме марафонского бега, больше хорошо оборудованных домов отдыха и домов творчества, больше внимания к библиотечным, спортивным и отдохновительным нуждам критиков и писателей»[xiv].

     На основе этих документов отчетливо видно, что к 1936 году, то есть спустя всего лишь два года после фактической организации союза, литераторы не верили в то, что он способен решить их насущные проблемы. Об этом говорит и количество откликнувшихся на опрос. В арсенале ССП были и другие методы для ознакомления с нуждами писателей: обследования жилищных и материально-бытовых условий жизни писателей, анализ почты, поступавшей в ССП и т. д. К тому же сами руководители этой организации были писателями, вращались в этой среде и им-то, конечно, были известны многие проблемы литераторов. И еще одна деталь. Во многих письмах, где содержались какие-либо жалобы, говорилось, что автор уже обращался за помощью куда-либо, но помощи не получил. Скорее всего, подобные опросы были свидетельством желания нового начальника показать, что он намерен помогать писателям решать их проблемы, а не реальной возможности делать это.

     К организационным требованиям были по формальному признаку отнесены жалобы на отсутствие творческих командировок, но на самом деле эти требования возникали так как писатели считали, что ССП должен полностью помогать им в решении всех проблем, а также потому, что, зачастую, затраты на создание произведений не окупались. То же самое можно сказать и о жалобах на то, что кого-либо не принимали в ССП, это организационное по формальному признаку требование, сразу же становиться материальным, если вспомнить какие «блага» давало членство в ССП.

     Особенности советской экономики и распределительной системы приводили к тому, что одной из проблем критиков была трудность с обеспечением их книгами (зачастую автор не мог получить достаточного количества необходимых ему экземпляров книг). Поэтому они и обращались в ССП с просьбой каким-либо образом решить эту проблему.

     Можно отметить также, что некоторые из участников опроса больше доверяли личным связям с руководством ССП, чем самой организации, поэтому-то и отказались давать ответы в письменном виде, настаивая на личной встрече с В. Ставским. В этом нет ничего удивительного. В деятельности ССП, как и повсюду в СССР многое решали личные отношения с руководством или так называемый «блат». Поэтому критики и стремились заручиться личной поддержкой кого-либо из руководителей этой организации.

      Скорее всего, критиков, как и большинство советских литераторов, волновала прежде всего материальная сторона их жизни. Именно этому вопросу посвящено наибольшее количество писем. Таким образом, первоочередной задачей ССП они считали заботу об их материальном благополучии. Тут важно еще раз подчеркнуть, что в сознании литераторов ССП и Литфонд совмещались в одну организацию, причем первая рассматривался как руководящая по отношению ко второй. Отсюда и характер требований, предъявляемых к союзу писателей.

     В сознании населения страны 1930-х годов существовал миф, который частично дошел до наших дней. Это миф о сверхдоходах литераторов. Чтобы его развеять А. Толстой и Вс. Вишневский опубликовали в «Правде» 27 июня 1937 года статистическую таблицу, согласно которой только 345 литераторов получали доходы более 500 руб. в месяц, а около 4000 - меньше[xv]. Конечно, доходы выше 500 руб. по тем временам были большими, если сравнить их со средней заработной платой в промышленности, составлявшей в 1934 г., по официальным данным, примерно 365 руб. Вопрос о реальных доходах писателей от своей деятельности еще ждет своего исследователя, но очевидно, что справиться самостоятельно с материальными проблемами они не могли. Занимаясь своей основной работой, литераторы прокормить себя не могли, поэтому жаловались на то, что приходится заниматься другими видами деятельности. Хотя наиболее популярные из них, напротив, были обременены побочной работой не из-за материальных трудностей, а из-за того, что им постоянно навязывали так называемую общественную нагрузку.

     С одной стороны, невозможность заработать и достойно в материальном отношении устроить свою жизнь, честно занимаясь творческой деятельностью, вынуждала литераторов возлагать свои надежды на разного рода помощь со стороны ССП.

    С другой стороны, подобные иждивенческие настроения, в свою очередь, подогревались политикой самого ССП и Литфонда. В прессе, в выступлениях руководителей партии, правительства и писательских организаций провозглашалась необходимость создания для писателей всех условий для творчества. На практике происходила «раздача» всякого рода привилегий, чинов, наград, материальных средств. Неудивительно поэтому процветание среди литераторов потребительских настроений и почти оформившейся зависимости от власти. Услуга за услугу – так оценивались взаимоотношения интеллигенции и власти того периода, причем формы и размеры этих взаимных услуг были напрямую взаимосвязаны.